style="font-size:15px;"> – А затем, что ты любишь, когда тебе бросают вызов. Ты любишь играть. Ты любишь выигрывать. Но, какой бы ни была победа, – Иен Джонстон-Джеймсон поднес стакан к губам, порочный блеск в его глазах был слишком знаком Джеймсону, – тебе всегда мало.
Глава 8
Джеймсон
Джеймсон отказался и ушел. Но даже спустя несколько часов слова Иена по-прежнему преследовали его: «Ты любишь, когда тебе бросают вызов. Ты любишь играть. Ты любишь выигрывать. Но какой бы ни была победа, тебе всегда мало».
Джеймсон смотрел в ночь. В крышах есть что-то особенное. И не только из-за высоты или из-за того, что чувствуешь, когда подходишь к самому краю, а еще что ты видишь все и при этом совершенно один.
– Знаешь, я ведь не владею всем зданием, – раздался за его спиной голос Эйвери. – Уверена, крыша принадлежит кому-то другому. Нас могут арестовать за незаконное проникновение.
– Говорит девчонка, которой всегда удается ускользнуть до приезда полиции, – заметил Джеймсон и повернул голову, когда она вышла из тени.
– У меня есть чувство самосохранения. – Эйвери встала рядом с ним на краю крыши. – А вот ты так и не научился держаться подальше от неприятностей.
Ему это и не надо. С детства весь мир был его игровой площадкой – с внешностью Хоторнов, их фамилией и дедушкой, который был богаче королей.
Джеймсон сделал глубокий вдох. Ночной воздух вошел в его легкие, потом вышел.
– Сегодня я познакомился со своим отцом.
– Что ты сделал? – Эйвери была не из тех, кого легко застать врасплох. Ее удивление всегда было его победой, а сейчас, как бы Джеймсон ни отрицал этого, ему необходима победа.
– Иен Джонстон-Джеймсон, – он позволил этому имени скатиться с языка. – Профессиональный игрок в покер. Паршивая овца из, кажется, очень богатой семьи.
– Кажется? – повторила Эйвери. – Ты не собрал о нем информацию?
Джеймсон перехватил ее взгляд.
– И не хочу, чтобы ты этим занималась, Наследница.
На крыше повисла тишина. Но потом, потому что рядом с ним стояла она, он сказал то, о чем думал слишком часто с тех пор, как Иен рассказал о своей просьбе.
– Мы сами решаем, что для нас важно, а что нет.
– Я помню того мальчишку, – тихо сказала Эйвери, – без рубашки, в солярии, напившегося бурбона после того, как мы прочитали Красное завещание, и решившего, что больше ничего не причинит ему боль.
Она подождала, пока ее слова проникнут через его защиту, потом продолжила:
– Ты злился, потому что нам пришлось расспрашивать Скай о ваших именах, о ваших отцах.
– Если честно, – саркастически ответил Джеймсон, – я впечатлен, что Скай не сразу раскрыла карты.
Они уже спрашивали ее об именах, и не раз.
– Тогда твой отец был важен для тебя. – Эйвери не церемонилась. Никогда. – И сейчас важен,
