будучи протащен течением на десять метров ниже, где его выловили в большой полынье на мелководье, причём он даже не очнулся, был никем иным, как Ёгой Мокроступовым, известным пьяницей, аферистом и вором-рецидивистом, позорящим имя Приречного общества и его предводителя, глубоко всеми уважаемого Бурана Кошкогонялова».
Буран перевернул страницу.
Январский солнечный день был великолепен. Мороз уменьшился, небо было в лёгкой дымке.
Метрах в 50 от себя, за уходящим вниз склоном, на котором располагались укрытые неприступно искрящимися сугробами грядки хозяйского огорода, Буран видел круто поднимающийся над узкой чёрной полоской Белой речки, которая не замерзала в самые сильные морозы благодаря своему быстрому течению, противоположный склон Белореченской поймы, покрытый чёрной паутиной кустов ракитника. Выше росли старые лиственницы – там начинался парк. Белая речка служила естественной границей между подопечными территориями Приречного и Паркового обществ, и конфликтов с Парковым обществом Буран, таким образом, никогда не имел. Оба склона соединял подвесной канатный мост, всегда мелко трясущийся под ногами людей и потрескивающий под лапами собак.
Парк вдавался узким мысом и затем быстро расширяющимся полуостровом между большой рекой и впадающей в неё Белой речкой. Устье Белой речки также просматривалось из огорода. Летом в парке было чудесно. Сейчас он был завален снегом, только по прочищенным тропинкам двигались чёрные фигурки людей и собак. Буран оторвал взгляд от парка и снова принялся за чтение «Вечернего перелая».
«ЖЕРТВЫ ОБЛАВЫ»
– крупные чёрные буквы сразу оторвали его от летних грёз.
«Согласно данным Статистического Отдела Всеобщего Собачьего Общества, за 4 дня, в которые была проведена облава, в посёлке и прилегающих деревнях было убито в общей сложности 261 и ранено 74 собаки. Кроме того, было убито 14 кошек…»
Буран бросил газету и в возбуждении, не помня себя, прошёл к бревенчатой стене дома и вернулся обратно, на вытоптанную около конуры площадку. Здесь было нечисто, на снегу тут и там краснели пятна вылитого борща, валялись кости, шерсть и консервные банки с испортившимися остатками консервов.
– Да что ж это делается, – вдруг не своим, охрипшим голосом выговорил Буран. – Так ведь всех собак убьют.
Он постоял минуту неподвижно.
«Всех не убьют, – подумал он, снова беря газету. – Но что-то делать надо. Облава не первая и не последняя. Что же делать? Что же я могу сделать? 261 пёс и собака убиты. А что делают счастливчики, оставшиеся в живых? 275 собираются в каком-то дурацком Круглом лесу, про который даже я не слышал, видать, где-то около посёлка З., что-то отмечают… трезвого ни одного. Разгромили газету – газета дрянь, конечно, но это всё равно варварство, – думал Буран, глядя на трясущийся подвесной мост. – Разогнали котов.
