одиноко.
– Бедняжка, – пробормотал Джон, качая головой.
– Спасибо, но я не бедняжка, – ответила Харриет в несвойственной ей решительной манере. Она выпила слишком много вина на пустой желудок. – Не надо на меня смотреть с таким скорбным видом, точно я – героиня Томаса Харди. У меня было другое детство, но оно не было грустным. Оно было очень даже хорошим. А в жалости есть что-то оценочное, хотя я знаю, что это было непреднамеренно.
– Верно замечено, – Джон выглядел слегка пораженным: – Жалость – точно не то, что я чувствую сегодня. – После долгой паузы он сказал: – А не навернуть ли нам карри, вы как?
– Я – за, – улыбнулась Харриет.
Они пошли ужинать, и под конец этого вечера Джон, не выказывавший никаких поползновений для дальнейшего сближения, сказал, сажая ее в такси:
– Я был бы рад увидеться с вами еще раз, если вы не против.
И Харриет не раздумывая согласилась.
Последующие вечера с Джоном проходили столь же непринужденно. Отвергнутые поклонники Харриет, вероятно, вознегодовали бы, узнав, что критерий «искра» утратил свою актуальность. Джон добрых тридцать пять минут распинался о том, почему его самый любимый альбом – «Белая лестница» Дэвида Грея, и фыркнул, узнав, что Харриет нравятся «трендовые малоизвестные группы». (Вообще-то Tindersticks не настолько малоизвестные.) Искры не было. Но от искр случается пожар.
У них было четыре свидания, а потом Джон предложил поужинать у него.
Прежде он не упоминал о том, что живет на широкую ногу. На Харриет это произвело впечатление. Дом выходил окнами на теннисные корты, ворота были автоматические, имелся специальный винный шкаф, и в этой своей огромной кровати с беспружинным матрасом с эффектом памяти он то и дело спрашивал, что еще для нее сделать. («Может, перестать все время спрашивать об этом», – был ее невысказанный ответ.)
Он ощущал себя экскурсоводом по неведомой жизни, готовым из кожи вон лезть ради благожелательного отзыва пятизвездочного клиента. И, о боже, казалось, он влюбился в Харриет. Порой она ловила на себе его умильные взгляды – его восхищал сам факт ее существования.
Харриет не подмечала в себе нарциссизма, но в то первое время, когда все было внове, трудно было оставаться безучастной к тому, насколько он был опьянен ею. Ей хватало здравого смысла понимать, что так боготворить ее больше никогда не будут.
Глава 10
В субботу Харриет проснулась рано от неприятного стука капель по мансардному окну в гостевой комнате Джонатана, и к тому времени, когда машина выехала на автостраду М62, ливень стоял стеной, и дворники работали на максимальной скорости. Судя по свинцово-серому небу, дождь зарядил на целый день, – если повезет, возможно, утихнет к вечеру. На этот раз путь был неблизкий – Харриет ждали в отеле «Рэдиссон Блю» в Манчестере, и она очень надеялась, что молодожены, Райан и Эл, с юмором отнесутся к капризам погоды.
С надеждами пришлось попрощаться, когда она вошла в просторный номер для новобрачных. Райан, все еще в клетчатой фланелевой пижаме, рыдала, уткнувшись лицом в подушку,
