взглядом, полным благодарности.
Злить Князя, который очень быстро терял темперамент, историями о своих бывших похождениях ей не хотелось.
Женька еле слышно хмыкнул, подумав, что Янка словно мыло – всегда выскользнет из любой острой ситуации.
Около одиннадцати вечера на сцену выкатили рояль и барабанную установку, а затем на сцене появился пианист и барабанщик, которые принялись играть что-то джазовое.
Затем к ним присоединился саксофонист и контрабасист. И наконец-то откуда-то из другого конца зала раздался красивый женский голос.
Все стали оборачиваться, пытаясь отыскать, кому принадлежал этот голос. Она медленно шла к сцене через столики, здороваясь с людьми и сжимая в руке микрофон. На ней было надето блестящее длинное платье цвета изумруда с высоким разрезом спереди, чёрные волосы, длиной чуть ниже плеч, спадали вниз волнистыми локонами.
Немец застыл, смотря на неё. Его словно парализовало на мгновение. Он не слышал никаких других звуков, ни того, что ему пытался сказать Хван, тыкая пальцем в сторону певицы.
– Да что с тобой? – Наконец-то прорвался в его голову голос Хвана, а с ним вернулся и весь окружающий шум. – Красивая, да? Эх, Вишня, замужем теперь! – Разочарованно вздохнул он. – Вот это баба! Жаль, что не моя!
– Тебе не по зубам, – проскрежетал Немец, не отрывая от нее глаз.
– Никому не по зубам. – Хмыкнул Хван. – Я вот слышал, у тебя с ней шуры-муры были. А она тебя не дождалась. Хотя честно, сдался ей этот банкир? Не принадлежит она к миру коммерсов.
– Хван, ты многого не знаешь. В том, что она не со мной, виноват только один человек. Это я!
– Как так? Не понимаю. Что произошло? – Возмутился кореец. – Хочешь, разберёмся с этим банкиром. Делов-то? Пиф-паф, ой -ой-ой, умирает зайчик мой! – Пьяно процитировал он.
– Хван, забудь. Давай ещё выпьем, – Женя подлил ему виски в стакан, и они выпили.
После чего тот, потеряв всякий интерес к любовным делам Немца, переключился на сидящего слева от него Колчина и принялся спрашивать у него что-то про операции после огнестрельных ранений.
Женька продолжал смотреть на сцену, словно заворожённый. Ее длинные ноги, сверкающие в разрезе платья, тонкая талия, декольте. Золотые браслеты мелькали на изящных узких запястьях. Длинные серьги с широким окончанием подчеркивали линии ее нежной шеи.
Он пытался столкнуться с ней глазами. Но она смотрела прямо перед собой на людей, находящихся около сцены. Столы, за которыми расположилась компания Немца, находились немного в стороне.
Женя поднялся из-за стола, собираясь пойти к сцене. Мот попытался окликнуть его, понимая, что сейчас может произойти непоправимое. Он переживал за друга, ведь тот только освободился и еще не совсем пришел в себя… Но Колчин положил свою широкую ладонь ему на плечо и осадил на место:
– Они взрослые люди. Сами разберутся. Женьке нужно с ней поговорить, иначе с ума сойдёт. Сгорит от чувства вины перед ней. Сам подумай, не могут же они всю жизнь друг от друга бегать.
