трупов обеспечивает короткий путь к получению школьного диплома!
Обретя статус выпускника, я теперь открыто планировал покинуть дом. Вместе со своим юным другом Джитендрой Мазумдаром[63] я решил вступить в обитель Махамандала в Бенаресе и принять ее духовную дисциплину.
Однажды утром меня охватило отчаяние при мысли о разлуке с моей семьей. После смерти Матери я начал испытывать особенно нежную привязанность к двум младшим братьям, Сананде и Бишну. Я поспешил в свое убежище, на маленький чердак, который был свидетелем стольких сцен в моей бурной садхане[64]. Прорыдав два часа подряд, я почувствовал себя необыкновенно преображенным, словно очищенным каким-то алхимическим средством. Все привязанности[65] исчезли, решимость искать Бога как Друга друзей укрепилась во мне, как гранит. Я быстро закончил свои приготовления к путешествию.
– У меня к тебе последняя просьба, – Отец огорчился, когда я пришел к нему за напутственным благословением. – Не покидай меня и своих скорбящих братьев и сестер.
– Почтенный Отец, я не могу выразить словами свою любовь к тебе! Но еще сильнее моя любовь к Небесному Отцу, который даровал мне такого идеального земного Отца. Отпусти меня, чтобы я когда-нибудь вернулся с более глубоким пониманием Бога.
С неохотного согласия родителя я отправился вслед за Джитендрой, который уже находился в Бенаресской обители. Там меня сердечно встретил молодой глава обители, Свами Дьянанда. Высокий и худой, задумчивого вида, он произвел на меня благоприятное впечатление. На его открытом лице отражалось спокойствие Будды.
Я с радостью обнаружил в своем новом доме чердак, где мне удавалось проводить рассветные и утренние часы. Члены ашрама, мало знавшие о медитативных практиках, считали, что мне следует посвящать все свое время организационным обязанностям. Они хвалили меня за работу, которую я днем выполнял в их офисе.
– Не пытайся застать Бога так рано! – такой насмешкой проводил меня соратник по обители, когда я на рассвете поднимался на чердак. Я отправился к Дьянанде, который трудился в своем маленьком рабочем кабинете с видом на Ганг.
– Свамиджи[66], я не понимаю, что от меня здесь требуется. Я ищу прямого постижения Бога. Без Него меня не удовлетворит ни пребывание в обители, ни вероучение, ни совершение добрых дел.
Облаченный в оранжевое одеяние священнослужитель ласково похлопал меня по плечу. Изобразив притворный упрек, он предупредил стоявших рядом учеников: «Не мешайте Мукунде. Он научится нашим обычаям».
Я вежливо скрыл сомнение. Ученики вышли из комнаты, не слишком напуганные полученным выговором. Дьянанда пожелал добавить мне кое-что еще.
– Мукунда, я знаю, что твой Отец регулярно посылает тебе деньги. Пожалуйста, верни их ему, здесь ты ни в чем не нуждаешься. Второе предписание для твоей дисциплины касается еды. Даже если чувствуешь голод, не говори об этом.
Это был не Джатинда (Джотин Гхош), который испугался тигров во время нашего побега!
Путь, или предварительная дорога к Богу.
Индуистские священные писания учат, что семейная привязанность обманчива, если она мешает преданному последователю искать Дарителя всех благ, включая любящих родственников, не говоря уже о самой жизни. Иисус проповедовал о том же: «Кто Матерь Моя? И кто братья Мои?» (Евангелие от Матфея 12:48).
Суффикс «джи» традиционно добавляют, выражая уважение, особенно при прямом обращении: например, «свамиджи», «гуруджи», «Шри Юктешварджи», «Парамахансаджи».
