обобщающей результаты процеживания моря отечественной и зарубежной информации сквозь сито собственного ее авторского разумения по поводу того, что она называла «психопатологией интенционального интуитивизма». Не делая секрета из своих увлечений, она обратила на себя некоторое внимание, и вот к ней на отзыв стали поступать откуда-то машинописные листки разных – как говорилось в сопроводительных записках – графоманов с просьбой: поставить диагноз. К тому времени и отчасти под влиянием этой деятельности Гурия Аркадьевна Бесстыдных сформировалась в настоящую зрелую неясыть. Кружок, правда, распадался. Некоторые наиболее сильные гипнотизеры осуществили свои дерзкие мечты и вправду проникли в высокие сферы, но немного не в той роли, на которую рассчитывали. Начальству просто нравилось стравливать парочку между собой и наблюдать борьбу их взоров, как смотрят петушиные бои или там балет. Потом о них ничего уже нельзя было узнать. Но Гурию эта Фортуна облетела стороной. Диссертацию она успешно написала и ту большую обобщающую статью про ненормальных гениев культуры тоже вскоре закончила. Было в ней одно замечательное место, как Ван-Гог отрезал себе ухо и пересадил на нос Сальвадору Дали, а этот Нос, в свою очередь, бросил все и женился на татуированной филиппинке – той самой, которой Эйнштейн подарил вместо юбки лишний галстук, самолично вышитый по эскизам Дали Ван-Гогом, так как имел, по рассеянности, обыкновение навязывать на шею по два гоголя сразу. Но факты были не одни пошлые анекдоты. Описывалась женщина, в прошлом – творческий работник, которая сутками молча сидела многие часы на стуле и только при виде персонала время от времени повторяла все ту же фразу «Все вы бегунки-егунки», которую Гурия Аркадьевна приводила как пример претенциозной бессмыслицы, характерной для поэтического строя мышления.
– Почему «егунки»? – задавалась она риторическим вопросом и сама же отвечала, что нелепое слово есть точно такой же симптом расстройства ассоциативных связей, как, скажем, «юдо» в стихотворной конструкции «чудо-юдо».
Выводы делались самые всеобщие. На алтарь Аты в первую голову возлагаемы были поэты и художники. Тут ее концепцию подпирали ходячие теории о таланте артиста как о периодической одержимости. Благодаря таким способностям художник не есть просто человек, но отличное от него существо более высокого или низкого порядка. Миф поддерживался сообразным ему ритуалом: официальные живописцы, скульпторы и сочинители просто напивались, как свиньи, лица из субкультуры пользовали еще мухоморы и травку. С этой публикой Гурия расправлялась в два счета. Актеры и музыканты шли по той же статье с отягощающим пунктом в половом вопросе. Представителям точных наук подвешивался параноидальный синдром, специально математикам, разумеется, – шизофрения и симптом хоботка. Глубоко обосновывалась мысль, что нормальных людей, собственно говоря, – нет, что понятия о норме и об отклонении от нормы должны строиться на таком критерии душевного баланса, как
