style="font-size:15px;"> Лиза: «Я живу во лжи».
Когда с тобой происходит что-то плохое, первая реакция – отмыться. Только вернувшись в квартиру, Дана сняла с себя всю одежду и отправила в стирку, а сама встала под тёплые струи душевой кабинки, натирая кожу мыльной мочалкой до красноты.
Осознание произошедшего лишь сейчас настигло её, и слезы непроизвольно хлынули из глаз, смешиваясь с водой и скрывая боль от стёртых участков кожи. Дана не убивала парня, но ей было плохо от осознания, что она причастна к его смерти. Она не представляла, каково сейчас Лизе, которая непосредственно Феликса убила.
Мысль о том, что они поступили неправильно и нужно обо всем рассказать родителям, настигла спонтанно, однако изменить что-то было уже поздно и страшно. Признаться в самом преступлении после бессонной ночи показалось не так пугающе, чем признаться в его сокрытии. Понимание того, что отныне ей придётся нести настолько жуткий секрет, заставляло Дану тревожиться и паниковать. Не хотелось быть участницей такой драмы, но поменять что-то было не под силу. Ситуация казалась слишком безвыходной, аморальной, трудной, что Дана позволила себе свернуться калачиком на кровати и заплакать. Она скорбела не о Феликсе – его она не знала. Она скорбела о своей беззаботной жизни, которой лишилась в эту ночь.
Уснуть Дана не смогла. После всего сон казался абсурдом. Как можно спокойно лечь спать, когда твоя жизнь разделилась на до и после, а надкол разрывал душу на части?
Превозмогая усталость, Дана встала и начала готовить завтрак для отца, смена которого должна была скоро закончиться. Странно, что жизнь продолжалась, что папа ничего не знал. Поразительно, что отец придёт с работы, спокойно сядет за стол и съест свой завтрак, а затем без вопросов ляжет спать.
Страх вновь сковал Дану, когда она подумала, что родитель всё поймёт. Вдруг по ней будет видно, что она делала ночью, кладбищенской землёй написано на лбу.
Когда входная дверь открылась, Дана уже успела немного успокоить себя, что всё будет хорошо.
– Баклажанчик, – позвал папа, и Дане захотелось заплакать, насколько привычно это звучало в момент, когда в жизни произошёл переворот.
– Пахнет вкусно, – сказал отец, войдя на кухню. Он включил кран, чтобы помыть руки, и участливо спросил: – Выспалась?
Дана застыла, смотря на папу. Поймёт ли он? Заметит? Насколько ярко сияет клеймо убийцы?
– Угу, – промычала девушка в ответ.
– Отлично. А я ужасно хочу спать. Этот график всегда выматывает.
«Не заметил», – облегчённо выдохнула Дана, но нервозность никуда не ушла. В глубине души девушка знала, что было бы намного проще, если бы отец всё понял.
***
Лиза так сильно вымоталась этой ночью, что, вернувшись домой, сразу провалилась в сон. На удивление спала она без кошмаров, поэтому, выспавшись, не торопясь приняла душ, а позже взяла ожерелье, подаренное Феликсом, и понесла его в ломбард. Ей хотелось избавиться
