под солнцем, но совсем не жарким.
– Сколько я была в лагере?
– Два месяца.
– Уже конец лета?
– На самом деле уже середина сентября.
Холодный ветер забрался под одежду, будто в подтверждение маминых слов. Я вся продрогла.
– Как? Я же помню день рождения, церемонию.
Мама проигнорировала меня, обратив все свое внимание на поиски такси. Пока она нервно разглядывала номера, я без остановки смотрела прямо на солнце и изучала собственные ощущения. Никакого восторга, как у всех светлых, никакого покоя. Обычное солнце. Тем не менее я радовалась, что могла смотреть на него не только из окна комнаты, хотя мандраж так и не проходил.
На пороге квартиры меня встретил Алекс, набросился и едва не сбил с ног. Я смеялась, пока он без остановки тараторил что-то совершенно невнятное.
– Можешь говорить чуточку помедленнее? – Я взлохматила его волосы и потянулась к носу, чтобы ущипнуть, но брат отвернулся и нахмурился.
– Ты уехала, ничего не сказав. Словно пропала! И как это понимать? Тебя не было два месяца! – возмущался он.
– Если честно, я и сама не помню, как так вышло.
– Алекс, тебе же говорили, что Аврора немного приболела и ей пришлось пожить в оздоровительном лагере. – Мама подошла к нему и поправила бардак, который я устроила на его голове.
– Да, но как-то странно, что нам нельзя было ее навещать.
– Авроре нужен отдых, твои допросы сейчас ни к чему.
– Это все из-за той ночи на улице? Ей после нее нездоровилось?
Лицо мамы вмиг побледнело, она обняла Алекса со спины и шикнула на него.
– О какой ночи идет речь?
На самом деле не уверена, что меня это сейчас интересовало. Куда больше волновала возникшая тошнота и мигрень. Брат продолжал говорить, несмотря на запреты мамы, но я не слушала его. Все слова звучали как бред. Я не могла понять его.
Но светлые же не врут. Зачем ему это придумывать?
Конечно, светлые идеальные и никогда не врут! Но ночь на улице – невозможное событие.
– Дочка! – Папа влетел в квартиру и крепко меня обнял. – Получилось улизнуть с работы, чтобы хотя бы дома встретить тебя. Мы все по тебе скучали.
– Взаимно.
Похвастаться особой эмоциональностью я не могла, хорошо, что замкнутость и молчаливость семья списала на усталость. Алекса в конце концов угомонили, и до самого вечера он почти не высовывался из комнаты, да и я в основном проводила день перед телевизором. К телефону, который лежал выключенным на тумбе в спальне, прикасаться не хотелось.
Тем не менее друзья нашли способ связаться со мной: они писали и звонили маме, просили поговорить с ними, на что всякий раз получали отказ. Не от меня, конечно, хотя и я была совсем не против побыть в изоляции от общества, чтобы избежать вопросов, на которые у меня не было ответов.
Единственное, что действительно расстроило меня в этот день, так это
