создать жилье, в котором могла бы жить любимая женщина. При этом мы мирно пили наш утренний кофе, я соглашался со всеми ее доводами, а потом, накинув на плечи ватник и взяв ключи от будки со своим производственным “инвентарем”, провожал ее до трамвайной остановки. Я полагал, что со временем все образуется само собой, и потому, когда она как-то случайно обмолвилась о том, что обедала в институтской столовой в компании недавно поступившего к ним в лабораторию младшего научного сотрудника З., я не придал этому никакого значения. И зря, потому что, как впоследствии объяснил мне Валерий, в совместной трапезе в той или иной форме присутствуют все элементы языческих ритуальных игр, весьма способствующих сближению человеческих существ на глубинном инстинктивном уровне. Особенно если это существа противоположного пола. Но его объяснения, по-видимому, запоздали, поступив тогда, когда “инстинктивный уровень” был уже достигнут. Случилось это после какой-то лабораторной вечеринки, которая началась с разбавленного и подкрашенного вишневым сиропом спирта, а закончилась довольно бурной и не вполне целомудренной сценой на заднем сиденье такси напротив ночной аптеки. Правда, жена, вырвавшись из цепких рук З. и поднявшись ко мне, честно сказала, что еще “ничего такого не было”, но по ее туманному, блуждающему где-то в “сумерках плоти” взгляду, по тому, как она тщательно поправляла на шее газовый платок, я с холодным отчаянием понял, что теперь наш окончательный разрыв покинул зыбкую почву гипотез и превратился в чисто номинальный вопрос времени. При этом мы продолжали встречаться, и один раз я даже остался ночевать у них в квартире, воспользовавшись тем, что тесть с тещей отправились отогревать и приводить в порядок одичавшую за зиму дачу. Но эта ночь была, по сути дела, прощальной, и мы, успев за четыре года сумбурной совместной жизни достаточно хорошо узнать друг друга, не только понимали все без уже не нужных слов, но как будто даже избегали их, чтобы ненароком не причинить лишней боли. Из того трудного ночного разговора я отчетливо помню лишь одну, сказанную уже где-то под утро, фразу: мне ни с кем не будет так хорошо, как мне было с тобой… – Ну что ж, – сказал я, мужественно играя желваками на скулах, – и на том спасибо.
При этом я, во-первых: не очень хорошо понимал, что означает эта лестная для моего мужского самолюбия фраза, а во-вторых никак не мог взять в толк, почему Вера, (так звали мою первую жену) если ей ни с кем не будет так хорошо, как со мной, все-таки уходит к этому ненавидимому мной З. Валерий разъяснил мое недоумение довольно просто, сказав, что мужчина в жизни женщины, особенно такой сильной и авторитарной натуры как Вера, чаще всего играет роль либо ребенка, либо добытчика и охранителя, который может наилучшим образом обеспечить ей выполнение ее главной женской функции, а именно: продолжения человеческого рода. И так как З. соответствовал этой роли несколько лучше, чем я, то и замена в данном случае произошла сама собой, на уровне подсознания, над которым
