Но начальника стражи это не волновало. Он был взбешён, и его душа жаждала крови. Не обращая внимания на то, что перед ним был слепой, он схватил его за руку и потащил к проходу.
– Иди сюда, сын шакала и кобры. Я вырву твой язык. Сам вырву. И тогда тебя сожрут тигры. Кто его поводырь? – схватив на ходу ещё одного человека, он толкнул его к Павлу Домициану: – Веди его! Пусть скажет это тиграм!
– Я не боюсь тигров, – специально громко произнёс слепой, и все с удивлением уставились на него.
– Зачем он так? – спросил Варгонт. Они стояли у самого края арены и видели практически всё, что там происходило. Поэтому старого римлянина они увидели только со спины, когда дрожащий от страха пленный вывел его на середину площади.
– Павел не боится смерти, как и его брат, хромой Марий, – тихо произнёс Лаций. – Он живёт песнями. Ты же знаешь.
– Да. Но он же ничего не сможет… – пробормотал Варгонт. Однако ответить Лаций не успел, потому что Павел Домициан, покрутив головой вокруг, ровным шагом направился к той части, где в окружении придворных сидел Сурена. За ним обречённо поплёлся «поводырь». Тигры рычали и ходили вокруг них кругами, но не прыгали.
– Ты кто? – спросил его Сурена, когда тот остановился в пяти-шести шагах перед оградой.
– Меня зовут Павел Домициан Цэкус! – гордо ответил он.
– Ты что, слепой? – удивился Сурена.
– Да. Но я тоже воин. Римский воин.
– Да, я вижу. Если бы римляне брали на войну зрячих, они бы лучше сражались, – усмехнулся он, и все придворные подхватили его шутку.
– Иногда слепые сильнее зрячих! – заявил Павел Домициан.
– Да? И когда же? Наверное, только в постели с гетерой! – рассмеялся Сурена. – Не ты ли возил у своего друга Рустия в обозе «Милетские рассказы»?
– Не я, – коротко ответил тот.
– Ну, да, – усмехнулся Сурена. – Куда же тебе. Ты же даже мужчину от женщины отличить не можешь. Только на ощупь, – он снова расхохотался и вместе с ним – его придворные.
– Зато я могу спеть, – ответил Павел. – Спеть о царском роде Аршакидов. Может, ты знаешь, что они родились от милетских и ионийских гетер. И это не мешает им царствовать над парфянами!
Сурена нахмурил брови и сжал кулаки. Старейшины онемели от такой наглости. Никто не шевелился, и все взгляды были прикованы к этому похожему на кипарис человеку, который вот-вот должен был расстаться с жизнью. Сурена собирался что-то сказать, но римлянин набрал в лёгкие воздух и запел. Все замерли. Визирь тоже на мгновение замолчал, поражённый неожиданной силой и красотой его голоса. Но длилось это недолго. Начальник стражи кинулся к своим воинам, те стали толкать тигров длинными, заострёнными на концах палками, и раздражённые звери закружились по арене, злобно рыча и скаля жёлтые клыки. Но их голоса были слышны только в те моменты,
