Доставь мне удовольствие, чтобы забыть печаль потерянного золота. Я знаю, что у тебя есть сильные и храбрые воины. Пусть кто-нибудь покажет своё умение, – улыбка на лице Сурены превратилась в растянутую маску. В таком настроении спорить с ним было бесполезно, но Абгар решился попробовать.
– Мы родились в пустыне, о, великий Сурена, и мы воюем немного по-другому, – осторожно произнёс он, склонив голову в низком поклоне.
– Как это по-другому? – хмыкнул Сурена. – Какая разница, как ты воюешь? Пусть твои люди покажут, на что они способны. Давай!
– Конечно, о, великий победитель римлян, – согнулся ещё ниже Абгар. Он тихим голосом подозвал одного из своих воинов и стал что-то быстро говорить на своём наречии.
Тем временем, Лация окружили десять стражников. В руках у них были копья, которые они направили ему в грудь и голову. Пот лился по лицу ручьями и не только по лицу, но и по голове, рукам и спине. Солнце нещадно палило в затылок, и в глубине души Лаций понимал, что не сможет долго продержаться. В голове его звучал голос гадалки: «… делай только то, что можешь делать хорошо. Делай то, что никто лучше тебя не сделает. Не спеши повторять, что делают все».
В дальнем конце площади Сурена о чём-то разговаривал со своими слугами. Справа покрывалась пылью большая лужа крови, рядом с ней лежали тела. Слева – что-то кричали римляне. И вдруг над всем этим раздался громкий, как труба, голос Павла Домициана:
– Умри, как настоящий римлянин, друг наш! Я спою тебе гимн Марса!
Лаций повернул голову в его сторону и хрипло ответил:
– Не надо гимнов! Я не собираюсь умирать! – слепой певец, который уже набрал в лёгкие воздух и готов был запеть, поперхнулся, услышав такой ответ, и закашлялся. Римляне в тревоге замолчали, увидев, что парфяне тоже поняли смысл его слов. Они сразу взбесились и стали что-то выкрикивать, дёргая копьями и стараясь вывести его из себя.
– Нас всех хотят убить. Прямо здесь, – прошептал кто-то среди пленных. Но его никто не услышал. Потому что на площадь выехали два всадника в тёмных шерстяных накидках, с тонкими мечами. У них были тёмные, как спелые финики, лица. Это были воины Абгара. Парфяне с копьями отступили к ограде, и кочевники медленно стали приближаться к центру. Лаций не стал дожидаться последнего момента и побежал прямо на одного из них. До лошади оставалось три-четыре шага, когда он резко повернул в сторону и забежал сбоку. Всадник, ожидавший его спереди, вдруг увидел заросшее лицо сбоку. Но для Лация важно было другое – теперь перед ним была всего одна лошадь, а не две. Они сами мешали друг другу. Он старался не дать им напасть на него вдвоём и резкими перебежками отходил к ограде, стараясь делать так, чтобы кочевники всё время мешали друг другу и загораживали себе путь. Один из них вскоре не выдержал и, дико взвизгнув, погнал жеребца вперёд. Животное заржало и понеслось
