В этот день мы много разговаривали, наверно, больше чем обычно. Мария рассказала о своем первом муже, который как оказалось погиб через два года после их свадьбы. Они поженились совсем молодыми, ей тогда было всего восемнадцать лет, а затем ее муж был отправлен воевать в Чечню. Он служил в артиллерийских войсках, и погиб при штурме Грозного от пулевого ранения. После этого она долго оставалась одна, пока не встретила своего второго мужа. Мария в красках расписывала, как они познакомились, как он ухаживал за ней, и как сделал предложение. Ее глаза были наполнены таким блеском, словно она вновь переживает самые счастливые моменты своей жизни. А затем она сказала одну фразу, которая напрочь пригвоздилась в моих мыслях, и которая раскрыла мне всю сущность этой женщины.
«Я готова пережить любую боль, чтобы еще хоть раз испытать подобное счастье».
В этих словах я почувствовала отвагу. Она сказала «любую» боль. И она сказала это так осмысленно и серьезно, что сердце мое замерло. Я слышала в этой фразе отчаяние, и мольбу, словно она молила меня о помощи, но я ничего не могла сделать. А даже если бы это было в моей власти, разве я смогла бы причинить ей боль? Ту самую, «любую боль» о которой она просила. А потом я задумалась, а готова ли я пережить любые страдания, чтобы однажды, возможно совсем ненадолго, обрести счастье? Это слово «любые» меня так пугало, не было ни ограничений, ни четкого списка, словно делаешь шаг в пропасть и не знаешь, насколько она глубокая и что на ее дне, ты знаешь, что в любом случае будет больно. Но на сколько? Будет это сломанная рука, ребра, пробитый череп, или быть может, тебя переломает вдоль и поперек и ты, захлебываясь кровью, не доживешь до обещанных пары мгновений счастья. После того как Мария произнесла эту фразу, я точно убедилась в своей трусости. Может поэтому мне так тяжело найти счастье? Я не готова идти в пропасть, надеясь на лучший исход. И не буду готова, пока не услышу, как мое счастье на дне этой пропасти, призывает меня к себе.
Все выходные снова лил дождь. Я уже начала уставать от этой постоянной сырости и шума за окном, будто кто-то оставил радио включенным, на отсутствующей частоте. Эти помехи за окном вызывали у меня лишь чувство тоски и головную боль. Вкупе ко всему из моей крыши продолжала сочиться вода, словно через решето. По всему дому стояли тазы и ведра, и мне как кораблю, огибающему скалы, приходилось лавировать между ними. Ситуация начала усугубляться, в тот момент, когда у меня не осталось никакой посуды, а вода вновь и вновь находила новые прощелины в крыше дома. В меня закрался страх, что очень скоро эта крыша просто рухнет мне на голову, и я буду вынуждена остаться под этим завалом. Затем я решила, что необходимо позвонить хозяину, и сказать, что на его судне появились пробоины, и что очень скоро оно пойдет ко дну. Поднял трубку он только со второго раза. И услышав от меня суть проблемы, попросил потерпеть пару дней, пока он не закончит важные дела и не найдет рабочих. Я положила трубку и выглянула в окно, ливень немного стих, и ему на смену пришла мелкая морось. Я оделась, вооружилась зонтом и решила дойти
