представление, созданное одним из участников Лаборатории – Сергеем Якобсоном. Желая вернуть Ленинграду статус родины советских массовых празднеств, режиссер подготовил театрализованный праздник трудящихся, приуроченный к XXII съезду. По его убеждению, память о массовых праздниках, проводившихся в городе в начале XX века, оправдывала подобную масштабность современных торжеств.
Праздник развернулся одновременно в нескольких зонах (Приморский парк Победы, ЦПКиО им. С. М. Кирова, детский парк на Крестовском острове), а его центром стал стадион им. С. М. Кирова, на время превратившийся в «форум ленинградских трудящихся»[60]. О предстоящем событии ленинградцев оповещали колонны «вестников праздника», направляющиеся к стадиону: «груженные овощами, зерном»[61] машины, свидетельствующие о советском изобилии. Форма, избранная режиссером, – отчет города о производственных победах. Изображения лучших производственников и эмблемы предприятий украшали трибуны. «Путеводные маяки, разведчики будущего, передовики семилетки»[62] становились иконами подвигов.
Украшенная техника двигалась вровень с людьми, а демонстрация макетов новостроек и мебели сопровождалась разыгрываемой сценой новоселья. Следом шли железнодорожники с макетами тепловозов, пилоты, авиадиспетчеры. В стремлении создать захватывающее зрелище режиссер требовал от участников действовать «молниеносно, как в кинокадрах»[63]. Сменяющиеся эпизоды должны были, по его словам, напоминать «кинокартину», поэтому красочная движущаяся горизонталь стремительно оборачивалась вертикалью – сначала зрителей приветствовали парашютисты, опускающиеся с цветами и вымпелами с вертолета, а потом из него по веревочной лестнице спускался летчик. Подойдя к микрофону центральной ложи, он приветствовал участников праздника от лица «тех ленинградцев, которые в данный момент на самолетах»[64]. Послание пилота, на время отвлекшегося от своих трудовых обязанностей, создавало атмосферу непрекращающегося трудового процесса и смыкало время сценическое и время рабочее. После этого действие снова переходило в горизонтальную плоскость, и зрителю предъявлялась череда красочных витрин магазинов.
Самоходные торты, за ними вьются
хороводы булочек, эскимо,
конфет и пирожков <…> с роем велотележек.
(Из театрализованного марша предметов народного потребления)[65].
Тяготея к гипертрофии материального («огромные ножницы», «гигантский макет телевизора», «большой катер»), парад демонстрировал доминирование неживой материи над человеком. «Живые» (так Якобсон определяет актеров) обслуживали движущиеся предметы, теряясь среди гигантских ножниц, катушек, тканей и витрин. Кроме того, витальность материального достигалась за счет динамизма неживых фигур на стадионе, которым, по замыслу режиссера, следовало «молниеносно» или «одновременно» «проплывать», «виться» или
