ты никогда не слышал, что к благородным господам чернь должна обращаться на «вы»? – спросил он, не оглядываясь.
– А хочешь, я щас вылезу обратно и костыли на место вставлю? – хмыкнул в ответ Есеня. Ему не нравилось, когда кто-то учил его, как надо себя вести, – для этого вполне хватало отца.
Избор резко оглянулся и смерил Есеню взглядом.
– Ах ты… Жмуренок… – посмеялся он.
– Меня зовут Балуй, – гордо ответил Есеня.
Лицо Избора на миг исказилось гримасой отвращения, и он качнул головой:
– Балуй… Надо же… Ну заходи, Балуй. Садись.
Есеня растерянно осмотрелся – куда тут садиться? Но решил не ударить в грязь лицом и выбрал наиболее похожее на лавку сооружение, только низкое и с высоким зеркалом сзади.
Избор поморщился:
– Погоди. Во-первых, здесь не сидят. Это трюмо. Во-вторых, ты слишком мокрый и грязный.
– Под стеной проплыл, вот и мокрый, – обиженно буркнул Есеня. – А грязный – так это у тебя такие стены, не у меня.
– Пойдем, – Избор направился к двери, и Есеня увидел белую стену, измазанную углем. Наверное, это был рисунок. Несколько секунд он рассматривал странное изображение и спросил на всякий случай:
– Это ты сам нарисовал?
– Нравится? – Избор снова чем-то остался недоволен.
– Вообще-то не очень… Непонятно ничего. – По спине пробежали мурашки: в рисунке Есене почудилось что-то нехорошее.
Избор махнул рукой и распахнул дверь в другую комнату. Там тоже горели свечи, она оказалась еще более роскошной, чем первая: много мебели, странное сооружение посередине – всё в занавесках. Избор открыл следующую дверь, за которой было совершенно темно, и пока он возился с масляной лампой, Есеня разглядывал обстановку. Да, благородные жили, конечно, хорошо, но он бы и дня не протянул в таком месте. Слишком… чисто.
– Иди сюда, – позвал Избор, и Есеня оглянулся.
Такого он не видел никогда в жизни. Маленькая комната без окон со всех сторон была отделана цветными изразцами, они отражали свет яркой масляной лампы, сияли, блестели… Золотые ручки, подставки, крючки – там сияло все! У дальней стены стояло белое каменное корыто на ножках – глубокое и широкое. И тоже сияло. Есеня пригляделся – на каждом изразце была нарисована картинка, маленькая, но очень красивая. Он подошел поближе: грудастые девки с козлятами, деревья, пастухи, одетые как благородные, целующиеся парочки…
– Вот это да! – выдохнул он.
– Что тебе так понравилось? – поинтересовался Избор.
– Девки, – Есеня облизал губы. – Это тоже ты сам рисовал?
– Это называется «пастораль», – вздохнул Избор, – и я такого не пишу.
– А корыто зачем?
– Это ванная комната. Тут моются. Раздевайся, вода еще не остыла.
– Моются? – Есеня озадаченно посмотрел вокруг. Однозначно,
