она берет еще и личное оружие, надевает наплечную кобуру, потом обтягивающую черную шапочку, ветровку и кроссовки. У дверей квартиры достает пистолет, а потом минуты три стоит, прислушиваясь, когда замок щелкнет за спиной. Внизу, на лестнице спуска в подвал, четвертый день живет бомж. Ева бесшумно спускается по ступенькам, обходит лифты и заглядывает вниз. Бомж спит у батареи, завернувшись в одеяло, из темного кокона торчат подошвы кед. Ева задерживает дыхание, и натужный хрип старика медленно отсчитывает время, словно старые часы скрипят изношенным организмом, угрожая вот-вот остановиться.
Улицы пусты, но у метро дежурит наряд. Два здоровяка в пятнистой форме с автоматами долго изучают удостоверение Евы и отпускают ее почти с сожалением: сумка притягивает взгляды. У них строжайшее предписание проверять ночью все крупные предметы, переносимые гражданами, но в удостоверении этой женщины штамп неприкосновенности.
– Говори, – Ева старается не прижимать трубку к щеке.
– Надо подъехать минут на тридцать-сорок. Назови какое хочешь оружие, – Карпелова плохо слышно.
– Свое, – отвечает Ева.
– Это понятно, только работа трудная. Расстояние.
– Ты что, нашел в Москве открытое место больше, чем на километр?
– Уважаю, – Карпелов почти отдает честь по телефону: открытое место и на километр, это значит, Ева все поняла и прихватила с собой снайперскую винтовку. – Заверни за метро. Третья машина от киоска, старый «Москвич» серого цвета, ключи в зажигании. Забери меня на повороте с Таганки на Рогожский.
У машины Ева достает сканер и краем глаза видит, что два здоровяка с удовольствием наблюдают за ее действиями. Машина чистая, она заводит мотор и делает им на прощание ручкой.
– А я бы все-таки заглянул в эту сумку, – с сожалением говорит один, провожая взглядом огни машины на пустой улице.
– А я бы пощупал, что у нее под мышкой, – вздыхает другой.
– Набирай номер справки. Курганова Е. Н. Номер машины запомнил?
– А как же. Я и глазищи запомнил. Такие синие… твою мать! – Здоровяк огляделся, вздохнул и объяснил свое возмущение: – Не люблю баб на войне.
– Не люблю безобъяснительных прогулок, – заявила Ева ввалившемуся на заднее сиденье Карпелову.
– Тут недалеко проехать, минут семь. Все сама и увидишь.
Семь минут едут молча. Ева разглядывает в зеркальце усталое усатое лицо Карпелова. Второй месяц он дежурит в спецнарядах МВД, второй месяц в Москве количество уголовных преступлений сведено до фантастического минимума: вчера милиционеры его отдела пили «за сутки без трупака», а идиот, повесившийся в своем туалете и чуть было не испоганивший им этот праздник, конечно, не в счет. Москва затаилась и ждет смертей повальных, массовых.
– Приехали.
Ева, прищурившись после затемненных улиц, всматривается в яркие огни оцепления. Около десятка «Скорых», милицейские
