Заяц».
– Да что же это такое?! – Ацуя отшвырнул письмо и встал. – Спрашивала, спрашивала – и на тебе, «можете не отвечать»?! Она вообще намерена слушать мнение других? Она ведь все предложения игнорирует!
– Ну, в чем-то она права. Сложно долго притворяться, – сказал Кохэй.
– Заткнись. У нее вот-вот любимый умрет, а она все решиться не может! В такое время люди на все способны! – Ацуя сел за кухонный стол.
– Сам напишешь ответ? Почерк будет другой, – предупредил Сёта.
– Ну и пусть, неважно. Не успокоюсь, пока мозги ей не вправлю.
– Ладно. Тогда диктуй, а я напишу, – Сёта сел напротив.
«Госпоже Лунный Заяц.
Вы что, дура? В смысле, точно дура.
Вам такую штуку придумали, почему не слушаете, что вам говорят?
Сколько еще раз говорить: бросайте эту свою Олимпиаду.
Сколько ни тренируйтесь, это бессмысленно.
Вы не сможете туда попасть. Оставьте эту мысль. Результата не будет.
И колебаться не стоит. Если у вас есть свободное время на раздумья, немедленно поезжайте к нему.
Если вы откажетесь от Олимпиады, он расстроится?
И из-за этого его состояние ухудшится?
Что за ерунда! Подумаешь – на Олимпиаду она не поедет!
В мире идут войны. Есть страны, которым не до Игр. Дела Японии вас не касаются? Вы вот-вот это осознаете.
Впрочем, хватит. Делайте, как хотите. А потом раскаивайтесь.
Напоследок скажу еще раз: дура вы!
Лавка Намия».
6
Сёта зажег новую свечу. Глаза привыкли к полумраку – горело всего несколько свечей, но видно было все даже в самом дальнем углу.
– Письма-то нет, – тихонько сказал Кохэй. – Раньше она отвечала быстро. Наверное, больше не хочет писать.
– Да уж, наверное, не хочет, – сказал Сёта со вздохом. – Если тебя так смешают с грязью, ты либо свернешься в комочек, либо психанешь. В любом случае отвечать не захочется.
– Ты что, хочешь сказать, что я виноват? – Ацуя посмотрел на Сёту исподлобья.
– Вовсе нет. Я чувствую то же, что и ты, и согласен, что стоило ответить ей в таком духе. Я просто говорю, что раз уж ты написал то, что хотел, нечего удивляться, что ответа нет.
– Ну, тогда ладно. – Ацуя отвернулся.
– И все-таки интересно, как она там, – сказал Кохэй. – По-прежнему тренируется? А может, ее и в сборную взяли? А потом Япония взяла – и решила бойкотировать Олимпиаду, к которой она так стремилась. Представляю, какой для нее был удар.
– Если так, сама виновата. Надо было слушать нас, – отрезал Ацуя.
– Интересно, что с ее парнем. Сколько он прожил? Дожил ли до того дня, как объявили бойкот? – сказал Сёта, и Ацуя замолчал.
Воцарилась неловкая тишина.
– Слушай,
