поскольку государственные законы допускали беспорядочное уничтожение, мародерство и захват собственности, порабощение пленных и убийство людей независимо от возраста, пола или статуса мирного жителя (кн. 3, 3–9). Гроций говорил о temperamenta belli (кн. 3, 10–16), или сдержанности в ходе ведения войны, заявляя, что если законы войны являются разрешающими, имеются также естественные законы (законы гуманности) и моральные законы (законы христианства), которые должны побудить солдат выбрать ограничение. Швейцарский юрист Эмер де Ваттель (1714–1767) переформулировал temperamenta belli в светском ключе в своей работе от 1758 года “Droit des gens; ou, Principes de la loi naturelie appliqués à la conduite et aux affaires des nations et des souverains” («Право народов, или Принципы естественного права, применяемые к поведению и делам наций и суверенов»), продвигая humanite в качестве стимула для ограничения.
Гроций и Ваттель признавали, что международные законы войны всегда будут ущербными. Но несовершенства международного права можно устранить через выбор и действия человека. Это означало, что «легально-политический» аспект метадискурса о войне уступал место научному дискурсу, и самое главное – «гуманитарно-филантропической» системе, основанной на моральной философии чувства [Dobie 2009: 1853]. Это переосмысление сместило цепочку изменений от государств в сторону индивидов. Офицеры-дворяне могли выразить свои нравственные чувства в ситуативных «джентльменских картелях», или соглашениях, содержащих условия передачи и обмена военнопленными, а также лечения раненых и обращения с медиками. Подобные договоры не стали новшеством XVIII века. Однако они становились все более многочисленными, подробными и публичными, по мере того как военные офицеры публиковали свои картели с целью сообщить о своих благих поступках. Картели и их авторы напрямую ссылались на чувство гуманности. Действия на индивидуальном уровне в «гуманитарно-филантропическом» измерении влияли на «легально-политический» аспект. К концу века картели перестали быть ситуативными индивидуальными договоренностями и закрепились в государственной политике, став прообразами таких институтов, как Женевская конвенция и Международный комитет Красного Креста.
Культура нравственного чувства также имела важные последствия для отношений между людьми, служившими вместе в армии. Война была особенной ситуацией, в которой оказывались мужчины и немногочисленные женщины и в которой они развивали отношения с самими собой и друг с другом. Военные и моральные философы верили в природную способность человечества к социальности и формированию отношений. В то время как честь в традиционном понимании вела к социальной конкуренции между дворянами и пренебрежительному отношению к рядовым солдатам, социальность объединяла людей. Humanité, sensibilité и honnêteté объединялись с социальностью и естественным правом, формируя близкие отношения, товарищество, уважение и признание заслуг в разных воинских чинах[23]. Считалось, что формирование гуманных социальных связей в армии поддерживает воинскую эффективность, найм и удержание солдат. По мере угасания внутреннего разлада росли esprit de corps («воинская честь»)
Дополнительную информацию о заслугах в армии см. в [Smith 1996; Smith 2005; Blaufarb 2002].
