style="font-size:15px;"> К этому приспособились и социальные сети, где стало появляться все меньше фотографий еды и детей, и все больше дискуссий по спорным вопросам, интерес к которым только рос по мере того, как они становились все более неразрешимыми. Началась новая холодная война целенаправленной дезинформации, и через несколько месяцев Марк Цукерберг заявил в Конгрессе, что российские тролли засеивают новостные ленты убийственными кликбейтами не столько для дезинформации, сколько для поощрения тупиковых споров, которые затрудняют демократическое сотрудничество[22].
В конце десятилетия в статье авторской колонки New York Times под названием «Эпоха политики постправды» появилось утверждение, что сама демократия теперь находится в опасности, поскольку факты «утратили способность обеспечивать консенсус»[23]. The New Yorker на своих страницах анализировал статью «Почему факты не меняют нашего мнения»[24], The Atlantic заявил: «Эта статья не изменит вашего мнения»[25], а потом появилась зловещая черно-красная обложка журнала Time с единственным, напечатанным жирным шрифтом вопросом, который будто подводил итог моральной панике по поводу растущего эпистемологического хаоса[26]: «Истина мертва?»[27]
И все это было до QAnon[28], митингов «Остановите воровство», массовых беспорядков, импичмента Дональда Трампа, толпы, сносящей 5G-вышки из-за возможного токсичного излучения, столичных протестов людей, которые считают COVID-19 мистификацией, роста числа антипрививочников и массовых протестов против жестокости полиции и системного расизма после смерти Джорджа Флойда. В каждом случае в этой новой информационной экосистеме мы отчаянно пытались изменить точку зрения друг друга, иногда посредством видео, новостных статей, а порой и с помощью страниц народной энциклопедии.
Но, узнав о Чарли Вейче, я стал задаваться вопросом: если мы сейчас живем в мире постправды, если факты не могут изменить точку зрения людей, то чем объясняется то, что Чарли изменил мнение, когда ему представили свидетельства? Вот почему я решил поехать в Манчестер и встретиться с ним. И, услышав его историю, я начал испытывать те же сомнения, что и он тогда в Нью-Йорке.
Я не знал ответа на свой вопрос во время первой встречи с Чарли Вейчем – почему факты, изменившие его мнение, не повлияли на мнение его товарищей? Этот ответ помог бы понять, почему многие из нас противятся каким-то определенным фактам. Поэтому мы еще вернемся к его истории – но сначала послушаем, что скажут исследователи, нейробиологи и психологи, которые помогут нам понять, как формируются наши убеждения, установки и ценности, и как эти ментальные конструкции меняются и трансформируются в течение жизни – в процессе получения нами новых знаний и опыта, способного поставить под сомнение наши прежние предвзятые представления и общепринятое мнение.
В несколько «причесанной» некоторое время назад онлайн-среде, где мы чаще, чем когда-либо прежде, общаемся с людьми, которые не
Цукерберг заявил в Конгрессе: «The Key Moments from Mark Zuckerberg’s Testimony to Congress»,
«Утратили способность обеспечивать консенсус»: William Davies, «The Age of Post-Truth Politics»,
Эпистемология – раздел философии, изучающий природу знания и познания. Эпистемологический хаос – информационная неразбериха, приводящая к недоверию любому знанию, невозможности отличить правду от лжи. –
«Истина мертва?»:
Американская теория заговора, согласно которой миром управляет тайная группа сатанистов, педофилов и каннибалов, которая состоит из политиков, журналистов и голливудских звезд, и против которой борется Дональд Трамп. –
