в глаза?) Я успешно отрицаю происходящее до того момента, как в салоне загорается значок «Пристегните ремни». Зрение затуманилось, дыхание участилось. Мне надо выйти – из самолета, из тела, из своей жизни. Стены надвигаются на меня, воздух становится густым и спертым. Пот течет по шее и груди. Я встаю и иду к выходу. Пассажиры удивленно смотрят, как стюардесса убеждает меня сесть на место.
«Мне надо сойти. Мне надо сойти!» – кричу я. Со мной что-то произошло. Теперь меня не остановить.
Я не помню, как вышла из самолета, – память сохранила лишь то, с каким ужасом сестра смотрела на меня, когда мы находились уже в здании аэропорта.
У меня дрожат колени. Я сгибаюсь, обхватываю себя руками и впиваюсь пальцами в плоть. Мое тело – ловушка, из которой я не могу выбраться. Сестра бежит за врачом. О господи. Мне страшно смотреть, как она удаляется от меня. Она возвращается через несколько минут (мне кажется, что прошли часы), но я уже не могу говорить. Челюсть и губы не слушаются, вместо слов изо рта вырываются стоны.
Вдруг мое сознание проясняется.
Поразительно, какую свободу ощущаешь, встречаясь лицом к лицу со смертью. Я осознаю, что сделаю все для самозащиты, чтобы никогда больше не испытывать ничего подобного. Вдруг я умру и не успею пожить нормально?
Теперь перемены кажутся не возможностью, а необходимостью. Я готова менять, жечь, бросать и рвать что угодно. В голове стучит мысль: я буду собой, я больше не буду пассивным наблюдателем.
Несколько минут спустя приезжает скорая. Я не умирала – это была первая в моей жизни паническая атака. Мне дали таблетку и велели глубоко дышать. Они спокойны, и я не понимаю почему – я же только что чуть не умерла! Но вот я снова могу говорить и стоять.
Сейчас я понимаю, что паническая атака была реакцией на осознание огромной утраты – того факта, что я плыла по неподходящему течению и не могла быть собой. Одна лишь эта мысль не преобразовала мою жизнь, но помогла понять, что ничего не изменится самостоятельно – я должна что-то сделать для этого: взять на себя ответственность за свою жизнь, увидеть проблему в себе; заглянуть в себя и признать, что мои решения привели меня к тому, что я имею сейчас, – и сама должна решать, как это изменить.
Через несколько месяцев после панической атаки внутри меня созрело намерение стать собой, расти и развиваться. Не контролируя и не ограничивая себя (и не позволяя другим делать это), я постепенно научилась этому и почувствовала, что меня видят и понимают как никогда раньше – не столько другие, сколько я сама. Я поняла, кто я, и стала жить, не изменяя себе.
В первую очередь я развелась и взяла академический отпуск. Я перестала брать клиентов и общаться со всеми, кому не нравились происходящие во мне изменения. Я выставила границы, и все отношения, которые мне мешали, сошли на нет или трансформировались. Я стала прислушиваться к своему телу
