но в последний миг жизни решили бросить все карты на стол. И такая музыка играет, ритмичная, в такт сердца, дополняя мелодию из лифта. «Пам-пам, тын-тын-тын, там! Пам-пам, ц-цн – пам, тан-тан, ц-цн – дам, пара-а-а-… ц-цн, ц-цн, ц-цн» А Иванов…
Погоди, а если не сон? Да нет, вот я, вот моя спальня. Может, я в коме и вижу сны? Все, хватит! Надеваю часы, суббота, полдень; еще темно, значит зима.
Еще какое-то время лежу в кровати. Тревога, страх. Вдруг, правда, разбился, тело же не обманешь, да? Я помню ощущения от падения, эти мурашки… Мозг же еще работает какое-то время, не сразу отмирает. Нет, нереально! Со мной такого не могло произойти, это смешно просто. Лежать уже невозможно, я в поту, сердце колотиться, отдавая пульсом в уши. Хочу проверить телефон, он на тумбе, но вдруг там что-то не так, не те обои, и я все-таки… Господи! Я отдался нервам и покорчился, как какой-то псих, пару секунд, потом сразу бросаю руку к тумбе, хватаю телефон. Загорается экран. Обои вроде те (хотя какие – «те»?). Меня успокоили лучи солнца, которые били мне в глаза и нежным светом освещали всю комнату. Полдевятого, это был сон.
Надо к мозгоправу.
Как хорошо! Этот запах! Мама готовит блины. Я встаю!
Глава 2.
Я прохожу на кухню: завтрак уже на столе. Варенье или сгущенку? Возьму варенье. Засвистел чайник.
– Лимончик? – мама снимает чайник с плиты и подходит ко мне.
– Давай, – кладу варенье на блин и начинаю его заворачивать в трубочку, – а что за чайник такой? Мой вроде не свистел. Аа-а, или ты со своим?
– Ну конечно! Твоим я пользоваться не умею.
– Я же показывал, там всего одна кнопка. Ну да ладно.
– Ты кушай, тебе хорошо поесть надо. Сложный день у тебя будет, ты сам говорил, – мама начала громко размешивать сахар в чашке. – Ешь бутерброды, знаешь, какие вкусные с этой колбасой.
– Да, я уже съел парочку…
Доев бутерброды, я еще выпил несколько чашек чаю, уходя в свои мысли. Да, день действительно тяжелый. Сердце колотится. Ну не волнуйся ты так, ты хорошо подготовился; сколько ты контрольных в школе написал, тем более математику я помню хорошо. Но все-таки я не обязан туда ходить, и какой идиот додумался до того, чтобы после окончания работы еще учиться в двенадцатом и тринадцатом классах? Меня это уже не волнует, я изменился за эти годы. Почему бы не дать себе волю? Буду прогуливать, получать двойки, и мне будет все-равно, пусть остальные учатся. Мне тридцать уже. Черт! Ну нет, не хочу сегодня.
– Я простудился.
– Как? Когда? – мама протягивает руку к моему лбу. – Температуры вроде нет, – она чутко начала заглядывать мне в глаза. Мама точно поймет, зачем мне ей врать?
– Я просто в школу не хочу.
Мама смеется:
– Какая еще школа? Паш, ты же ее давно окончил, – и мама тут же надевает мне на шею мою золотую медаль. – Ты сегодня совсем странный, давай, приходи в себя. Тем более ты хотел встретиться
