поглазеть, но ни единый человек не взглянул на меня так, будто в нём есть минимальные признаки жизни.
– Уф! – запыхавшись от бега, возле Кирилла остановилась Корова, жадно всасывающая воздух после минимальной физической активности. – Ох, чуть сердцем плöхö не сталö! Держи, сыночка, покажи нахалке.
Из-за того, что этот
Отпустив мою голову, Кирилл пихнул меня ногой вперёд. Развернувшись на земле, я увидела у него в руках пучок тонких веток, только что вытащенных из воды, о чём говорили медленно стекающие с них капли. Каждая ничтожно маленькая частичка воды, срываясь с этих веток, сокращала мою жизнь примерно на десятилетие. Кирилл медленно подходил ко мне, пока я пыталась отползти назад, лицезрея его адски радостное, предвкушающее веселье лицо. Розги? (Наказание в виде ударов срезанными тонкими гибкими прутьями., чаще всего из берёзы.) Что я такого сделала? Я просто хотела жить.
До первого хлёста прошло ровно четыре упавших капли. Слишком быстрых, холодных, удушающих капли.
Кирилл замахнулся, я перевернулась, вставая на колени, и пыталась ускользнуть, но резкая боль, разрезавшая мою спину на тысячи, как у разбитого зеркала, трещин, не дала мне этого сделать. Я упала, но передышки отморозок мне не дал. Не делая перерывов между ударами, он вынудил меня лечь, прижав колени к ушам, пряча лицо и руки. И это животное продолжало замахиваться и бить вновь и вновь, стоя уже прямо надо мной. Я лежала, вздрагивая каждый раз, рыдала, и ощущала, как моё тело разламывается на кусочки, но не издавала ни звука, ведь от жутчайшей боли не было других вариантов – вздохнуть казалось непреодолимой преградой, какой здесь крик?
– Сука, öри! – моё молчание злило его ещё больше, поэтому удары становились агрессивнее. – Ах ты! – было слышно, как у Отморозка чуть пена из рта не идёт. Полоумный был не в себе: он рычал, во всё горло орал, неистово матерился. Сейчас думая об этом, я знаю, как будет правильно его описать. Он похож на человека с Базедовой болезнью, болеющего бешенством, причем в запущенной форме. Точно так же, только, только без Базедовой болезни, и без человека. Это было просто разъяренное безмозглое существо с безжизненным взглядом. Даже не животное, а ничтожная тварь.
Медленно теряя сознание и еле ощущая себя человеком от невыносимой боли, на том моменте, когда я уже не могла сопротивляться, я почему-то подумала о небе. Сегодня оно было серым, скучным и затянутым тучами, собственно, как и моё будущее.
«А дома небо всегда приветливое. Такое тёплое, доброе», – я вспомнила что-то далёкое, и мне стало так хорошо.
Покинувшее меня зрение и сохранившийся слух подарили для меня одно из самых страшных, но дорогих воспоминаний. Будучи уверенной, что умру, я
