сорок минут я вышла, укутанная в теплый махровый халат с волосами, замотанными в полотенце. Мама приготовила ужин, и я первый раз за день поела. Она уже позвонила знакомым и взяла номер хорошего адвоката – лучше подстраховаться.
С Дэйвом я общаться особо не хотела, хоть он и объяснил свой поступок тем, что был занят и сразу не понял, кто звонит.
– И тебя не удивило, что с номера твоей девушки звонит какой-то мужик и говорит, что она у него?
– Я сразу не сообразил, что это твой номер, говорю же, был занят. К тому же ты сказала, что поедешь к копам в отделение, я знал, что ты там.
– Это было в три часа дня, Дэйв!
– Время идет так быстро, я не заметил, – оправдывался он. – Но потом я же перезвонил и приехал к тебе.
– Не хочу ничего слушать. Пожалуйста, уходи, я очень устала, – устало попросила я.
Дэйв не стал на меня наседать и ушел. У меня не было злости на него, только разочарование и обида.
Сегодня мне еще больше не хотелось быть одной, мама поняла это и осталась у меня. Я провалялась в постели несколько часов, не сомкнув глаз, в голове крутились воспоминания прошедших двух дней, не давая мне уснуть. Постепенно веки стали смыкаться… «Господи, как же я устала… Вот сегодня точно – самый худший день в моей жизни…»
Пока следствие зашло в тупик, и от копов тишина, я решила провести выходные в мамином доме. Она жила одна. Папа умер, когда я была маленькой, я его почти не помню. Мама очень тяжело перенесла его потерю, ей было больно вспоминать о нем, поэтому я особо к ней не приставала с расспросами. Она осталась одна с маленькой мной. Несмотря на то, что моя мама – молодая красивая женщина, она так и не вышла больше замуж, хотя ухажеров было хоть отбавляй.
Мы провели с ней вдвоем весь уикенд. Я отсыпалась, ела любимые блюда – мама всегда вкусно готовила и сейчас решила побаловать меня. Здесь я чувствовала себя в безопасности. Важных дел дома не было, и я решила задержаться еще на несколько дней. К тому же, я стала бояться быть одной, брать трубку с неизвестных номеров, а на улицу выходила только с кем-то.
Меня снова вызывали в участок для дачи показаний, на этот раз под протокол. Я пришла с адвокатом. Тех детективов я больше не видела, показания брала женщина. Но и тут не обошлось без подлостей. Даже записывая с моих слов, как все было вплоть до минуты, она поменяла местами два предложения, и получилось, что я провела в кабинете директора около семи минут. Те самые семь минут, о которых утверждала миссис Гибсон. Не представляю, чтобы они мне опять устроили, если бы я не заметила такой подлянки. К слову сказать, физиономия этой дамочки очень искривилась, когда я попросила исправить ошибку. Очевидно, это было сделано нарочно, рассчитывали: я не замечу. А потом эта же дама рассказала моему адвокату: когда Гертруда Гибсон узнала, что против меня ничего нет, она нервно сказала детективу: «Ну сделайте же хоть что-то!». И отпечатки на сейфе обнаружились только ее.
Я задержалась у мамы дольше, чем планировала. За две недели, что я прожила у нее,
