по пятам новых триумфов либеральной демократии[12]. В то же самое время не раз оказывалось, что либералы обращаются к присущему нации межпоколенческому ощущению взаимного попечения и лояльности, чтобы углубить и стабилизировать концепцию народа, на каковую они полагаются, говоря о политической легитимности. Вот почему, как я попытаюсь показать, даже такие явно либеральные практики, как представительное правление и конституционная защита индивидуальных прав, спокойно сосуществуют с тем ощущением межпоколенческой лояльности и преемственности, которое обеспечивает национальное сообщество[13]. Другими словами, национализм и либеральная демократия вместе занимают видное положение по двум причинам: либеральное понимание политической легитимности вносит важный, даже если и непреднамеренный, вклад в подъем национализма, а лояльность к нации помогает либералам усилить принцип легитимности, на который опираются их политические цели.
Такое объяснение отношений между двумя этими идеологиями, как будет сказано, не только правдоподобнее конкурирующих версий – оно с большей пользой служит нам, когда мы имеем дело с проблемами, которые национализм создает для либеральных идеалов и институций. Твердая позиция против любого политического примирения со случайностями рождения и культурного наследования, возможно, и принесет нам удовлетворение от чувства своего превосходства над моральной нечистоплотностью политической действительности. Однако от нее немного толку при решении тех проблем, которые национальные узы создают для либеральной политики, если ключевые либеральные практики подпитываются отношениями межпоколенческой лояльности, обеспеченными самими этими практиками. Ведь в данном случае лояльность к нации будет подчас союзником, а подчас и врагом в борьбе с моральной нечистоплотностью этого мира. Настойчивое же требование того, что националистические аргументы должны быть переведены на либеральный язык индивидуальных прав и добровольной ассоциации, возможно, и даст нам надежду на относительно безопасную и «одомашненную» форму национализма. Однако оно не очень-то и поможет приручить национализм, если, о чем будет сказано, представления о чисто гражданской нации или аполитичном культурном национализме будут покоиться на мифах о либеральной практике и на принятии желаемого за действительное в вопросе истоков национализма[14]. Ведь в этом случае межпоколенческая лояльность и культурное наследие сыграют решительную роль в каких бы то ни было формах национализма, которым противостоят либеральные идеалы и институции.
Либерализм никогда не мыслился утопической доктриной. Его развивали, чтобы определить место и дать оправдание практическим реформам, и он принимал «людей такими, каковы они есть, а законы – такими, какими они могут быть»[15]. Однако, настаивая на том, что наша жизнь не расходится с представлением о
См. особенно главу 6 «Народный суверенитет и подъем национализма».
См. главу 8 «Лояльность к нации и либеральные принципы».
См. главу 1 «Миф гражданской нации».
Rousseau,
