я бы промолчал или отшутился, но не сегодня. У меня была хреновая ночь и в затянувшейся черной жизненной полосе не видно просвета, так с чего я должен проглатывать еще и это?
– Слушай, а ты можешь говорить как-то попроще? – с раздражением ответил я ей. – У меня тоже не самое удачное доброе утро, но ведь я не сливаю свое дерьмо на тебя.
– Что? – удивленно-протяжно сказала она и начала набирать в легкие воздух, чтобы утопить меня в словесном потоке, но я обратился к Милане:
– Как ты говоришь, токсичные люди? Это точно, – кивнул в сторону Любы.
Мы улыбнулись друг другу словно шпионы, разговаривавшие на одном нам понятном языке. Я демонстративно подмигнул Милане и пошел к выходу. И тут мне в спину обрушился поток Любиных угроз: «Вообще оборзел! Сказать ему, видишь ли, слова поперек нельзя. Я больше не буду закрывать тебе полный день, когда захочешь по своим делам уйти пораньше. И вообще, еще одна жалоба от клиентов, и я пойду к директору!». Ее возмущение слышалось даже на лестнице в конце коридора, когда я спускался в рабочий цех.
На производстве всегда шумно и пахнет приятно – свежей древесиной. Два распильщика работают каждый за своим станком. Третий стучит молотком. В углу стоят пирамиды с готовыми оконными стеклопакетами. На полу в ящиках лежат инструменты, деревянные бруски, большие и малые доски. Из дальнего угла цеха тянет свежим табачным дымом, кто-то вновь нарушил технику безопасности. Здесь нет глянцевого света и отполированных откосов, здесь на полу валяется стружка и нужно следить, чтобы не вляпаться в морилку или капли пролитого на верстак клея, зато чувствуется нормальная атмосфера. Я поднимаю ребятам ладонь в знак приветствия и захожу в «аквариум» – огороженную стеклом и алюминиевым профилем каморку – к Виктору Александровичу, нашему мастеру.
– Опаздываешь, боец – говорит он, протягивая мне руку. – Чего такой уставший?
– Нормально все, не выспался.
Мастера мы называем дядя Витя, по возрасту он нам в отцы годится. Низенький, коренастый, голова белая как снег, ладони красные, мозолистые. Опыта и мастерства у него больше, чем у всей бригады вместе. До перестройки девяностых дядя Витя работал инженером-технологом на местной мебельной фабрике, контролировал производство. В его мышлении так и остался советский пунктик «качество ГОСТ», поэтому мастер органически не любит халтурщиков и жестко спрашивает с нас, если мы вдруг делаем некондицию.
– Влад на загрузке. Тэкс, – дядя Витя задумчиво посмотрел на накладную, потер кулаком гладковыбритый подбородок. – Лесная школа-интернат «Созвездие», поселок Белый, первая полевая улица, строение 7. Слушай, а это не бывший санаторий «Радуга»? – спросил он меня. – Мы с женой в восемьдесят восьмом там отдыхали. Внизу Красноперка течет, на сазана хорошо рыбачить.
– А, Красноперка, – я понял, где это место.
– А может и не там, – задумчиво произнес он. – Вы лучше по навигатору езжайте,
