не хотелось, чувствовал себя стукачом и сплетником, тем более и так вскроется наш Иваныч и без моих рассказов.
– Не знаю, – говорю, – может, отошёл куда.
Начальник взял огромную трубку телефона и набрал номер. Слышен звон из кустов. На следующий день уволили и Иваныча, и меня.
Иваныч сразу по выходу из ЖЭКа снова завалился в кусты, отдыхать от рабочих выебудней, а мне стало уж совсем тоскливо.
– Всё. Бог окончательно покинул меня, этот город, эту страну.
В очередной раз я разочаровался в боге, но бог дал сам себе ещё один шанс.
После ЖЭКа совсем не хотелось идти домой, выслушивать то, о чём я и так знаю: бесхребетное чмо, грузило и позор всей семьи. Поэтому отправился к бабушке. Отношения у нас были не очень хорошими. А точнее – у неё отношение к детям и внукам были, даже не знаю, как сказать, как к домашним животным, которых завели просто так, от сиюминутной хотелки, а за ними, оказывается, уход нужен, а моральной подготовки к этому нет и не было (и не особо хотелось).
Бабуленция стояла на пороге своей полусгнившей хрущёвки, курила и как-то таинственно подозвала к себе, да прошептала, что даст денег на учёбу.
Я даже не знал, как реагировать на всё это. С ней мы особо не общались, да и относилась она ко мне как-то пренебрежительно, не упуская возможности подстебнуть или даже обосрать с головы до пят. Но, быть может, у старушки взыграла совесть, и она под конец жизни так решила искупить свои грехи.
Деньги я так и не получил. Старушенция полностью оплатила все мои пять лет обучения да на какой-то бесполезной специальности – литературное творчество и праздники народов мира. Для неё это звучало невероятно круто, а я даже не представлял, что с этим дипломом делать и куда идти.
К моему большому счастью, сей университет находился в областном центре, куда я незамедлительно уехал, собрав парочку менее растянутых трусов, пару маек, шампунь и дезодорант. Чем, как говорится, богаты, тем и рады.
Семья как-то без особого энтузиазма отнеслась к моему решению уехать из дома (лишний рот сваливает). Их больше волновал вопрос – откуда у старухи деньги.
– Вот же старый апельсиновый жмых, – возмутилась мать. – Мы ей там собираем еду, вещи, думаем, что человек нуждается, а она! Слушай-ка, сыночка, а эти деньги точно вытащить никак нельзя? Ну, может, ты не будешь ходить в университет и тебе вернут всё до копеечки? Хотя бы половину.
– Не вернут, – буркнул я.
– Ты только там в общаге пропишись, а отсюда выпишись, чтобы мы меньше за коммуналку платили, ладно?
– Ладно.
Отец был пьян, не соображал, даже не понял, что вообще происходит и где он. Мамаша поглаживала его по голове и изредка целовала в макушку, когда этот немощный правильно тыкал ложкой в нужное отверстие в голове.
– Ну, и зачем тебе это надо? – искренне и без всякой злости спросил брат. – Чего тебе эта столица? Смотри, как у нас тут хорошо, свежий воздух, рыбалочка, природа какая красивая.
