и посадили на печку. Маме пришлось идти договариваться о покупке молока. Вскоре котейко освоился, начал проситься на улицу и обратно, что нам очень нравилось, так как мама не терпела нечистоты и требовала от нас присмотра и уборки за котом. Игривее этого смышлёного кота я не помню за всю жизнь. За неимением в доме места, над кроватью была приделана полочка для хранения урожая лука, а над дверью – полка для шапок и рукавиц. Подросший рыжий прохвост веселился по-своему. Дождавшись, когда хозяйка придёт с ночного дежурства и затопит печь, он начинал нашу побудку. Я, как самая малая, спала на печке, а брат – на кровати, и кот начинал с меня. Лапой ловил под одеялом мои ноги и слегка царапал. Мне не хотелось просыпаться, но он всё настойчивей мне досаждал, пока я на него не заворчу, тут он летел по полке с шапками прямо на полку луковую и там прятался. Я, поворочавшись, затихала, а кот подкрадывался и прыгал сверху на одеяло. Я взрывалась, жалуясь маме. Мама утешала, что кот не отвяжется, пока не проснусь… Потом мы вместе наблюдали, как он играет с братом. Брат прикидывался, что спит. Накрывался одеялом, громко сопел. Кот начинал атаку. Пробирался на луковую полку, свесив голову, наблюдал, спит ли брат, потом скатывал небольшую луковицу на него. Если тот не просыпался, скатывал луковицу покрупнее, поближе к голове, и выжидал. Если брат по-прежнему лежал, не шевелясь, кот подкатывал самую большую луковицу и угадывал сбросить прямо на голову соне. Брат хватал упавшую луковицу и запускал ею в кота, но где там, кот молнией летел по полкам к печи и за кожухом10 или кухонной утварью куда-нибудь прятался, но ненадолго. Если подъёма не происходило, всё повторялось. Каждое наше утро.
Звали кота Матросом, в честь прозвища семейства, откуда он был взят, а частично – за собственную его полосатую шкурку.
Поход за прекрасным
Идём с мамой по грибы в ближайший лес. Она не молчит, а рассказывает про старинные обычаи и случаи разные. Одеты мы неброско, обе в резиновых сапогах, я – в брючках, мама – в тёмной юбке, у меня на кофту надета тонкая куртка, а у мамы поверх кофты – коричневый болоньевый плащ. Вообще-то про мамин плащ можно многое порассказать − прожил он долгую жизнь и пригождался в разных жизненных ситуациях, например, при стрижке детей перед баней. Как в настоящей парикмахерской, мы прикрывались им, словно пелериной, от сыплющихся из-под ножниц волос.
Ну, вот и лес. Зорко вглядываемся в обочины наезженной дороги: вдруг грибок маленький возникнет. Сама дорога втоптана ниже травяного покрова, кое-где видны оголённые корни деревьев. Рыжики любят прятаться в траве. Да ещё маскироваться − синие стоят во мху, и не догадаешься, а срежешь, перевернёшь, глянешь − ядрёный рыжик! Повезло. Вдоль дороги пошёл непролазный ивняк, но мать не проведёшь…
− Галя, загляни-ко в кусток, нет ли там ещё гриба?
Я, отводя ветки, кое-как продираюсь в чапыжник. А там стайками краснеют волнушки. Кричу задорно:
− Есть, есть грибы!
Вот только доставать их сложно.
Кожух – часть дымохода у русской печи.
