удовольствовался тем, что одним взглядом свернул шею мальчику с опахалом.
Только Кса протянул руку, чтобы положить Красного Властителя и признать поражение, как над ним стрелой пронеслась радужная птица и скрылась в саду.
– Не ваш ли это любимый попугай улетел из клетки? Скажите слово желания, о владыка, и упустившие его будут наказаны.
– Это не попугай, – медленно произнёс эмир, – это… Извините и вы, эфенди, но неотложные дела призывают меня.
Старик поднялся с пола и, поклонившись, сложил доску.
– Пусть сердце ваше на тропах судьбы будет лёгким, а карман тяжёлым, Кса-гази, и да избегнете Зла.
Персик остался не скушанным, однако фрукт не пропал даром: им накормили смертника, томящегося в зиндане, и это было большой милостью».
– Панг-дан, ах, панг-дан! Великая игра! Король игр, игра королей! Под разными названиями появляешься ты во множестве книг, и недаром тебя так любят писатели-фантасты. Тут и там на волшебных досках сражаются самые разные армии, потому что границы установлены для того, чтобы было из-за чего воевать. Правда, самым первым сделал шахматы «живыми» незабвенной памяти инквизитор Педро Арбуэс. Вот затейник был, ей же ей! Говорят всё же, что он плохо кончил. М-да…
«Заслышав гневный голос мужа, распекающего челядь, леди Ловена съёжилась за своим рукоделием. «Опять ему чем-то не угодили, – подумала она, от волнения уколов палец иголкой. – А виновата буду я – почему не заметила, почему не досмотрела, не приказала… И опять он станет кричать. А я боюсь, когда на меня кричат, я сразу делаюсь глупой гусыней. Ах, как же я несчастна! Куда как лучше было дома, при маменьке с папенькой. Там никто меня не ругал, там меня на руках носили. А здесь…» На самом деле жизнь в отчем доме вовсе не была такой уж радостной: отец пропадал на охоте или на войне, мать молилась, а незамужняя тётка вечно шпыняла и заставляла зубрить псалтырь наизусть, но сейчас, отсюда, родной замок виделся злополучной Ловене райским приделом.
«Вот он войдёт сейчас, и посмотрит так мрачно, и шрам на его щеке сделается багровым. А я увижу это и превращусь в косноязычную дурочку, и мои сбивчивые речи только ещё больше разозлят его».
Всхлипнув, она пососала уколотый палец.
Хлопнула дверь, и в залу с бряцанием железа вошёл рыцарь. Громыхая, подошёл к окну и выглянул в него. Побарабанил пальцами по стеклу. Повернулся.
Сбывались самые тяжёлые предчувствия Ловены – супруг её и повелитель был хмур, как ненастное утро квадра окта, который крестьяне зовут дождяем.
Леди Ловена молчала, молчал и рыцарь. Наконец это безмолвие, полное угрозы, настолько измучило бедняжку, что она не выдержала:
– Что-нибудь… что-нибудь случилось, мой принц?
Он продолжал хранить молчание.
– Если… если простыни показались вам сырыми, так то потому, что вчера весь день моросило, и постель никак не удавалось просушить. А если каша немного подгорела,
