кстати, – вновь вернулась на землю Поэ, – вопрос, а как вы определяете, когда заканчивается один возраст, и начинается другой? Ведь все эти условные пятьдесят лет идут плюс минус, то есть не ровно пятьдесят.
– Ну, во-первых, у наших старейшин есть методы расчёта, в которые всех не посвящают, а просто говорят – тебе сегодня исполняется столько-то лет, наш дорогой мог. И ты живёшь с этим возрастом до следующего объявления. Но примерно начинаешь ориентироваться в сроках наступления следующего возраста.
– А во-вторых?
– Во-вторых… Понимаешь, у каждого из нас с самого детства в душе, условно говоря, есть кнопка. Кнопка называется «Близким без тебя никак». И чем старше ты становишься, тем эта кнопка перед включением нового возраста болит всё сильнее. У нас всегда в душе болит. И чем дольше, тем больше. Мы живём с этой болью. Болит и у меня всегда, и вчера болело, и завтра будет болеть, и сейчас болит, хоть я этого и не показываю, и с каждым разом всё сильнее…
Мог Амадей слегка отвернул от Поэ лицо и прикрыл глаза ладонью. Он не хотел, чтобы она видела, как у него дрогнули губы.
Наверное, он не хотел, чтобы в этот момент у Поэ в душе раньше чем надо сильнее заболела кнопка: к каждому оно само приходит в своё время… И вообще, знаешь, я уже давно понял, что в жизни нет никакого поздно, нет никакого рано, всё самое важное происходит вовремя, поэтому в своей судьбе ты не можешь ни опередить сам себя, ни опоздать к самому себе. А вот по отношению к другим можешь!
Поэ напряжённо свела бровки и, закусив губку, решила отвлечь юношу другим вопросом:
– А почему вы умеете больше нас? Ты говорил до этого.
Мог Амадей благодарно улыбнулся, на его щеках появились приятные ямочки. Я говорил, что у него были ямочки? Нет? Так вот, они есть, как будто мало его природа и без того внешне одарила!
– Просто мы живём ближе к природе, земле, а она не обманывает, как ваши учебники.
– С чего ты взял, что наши учебники врут?
– Они не врут, они заблуждаются или отстают. Это единственные книги, которые будут переписываться и дополняться всегда, в зависимости от каких-то обстоятельств. В отличие от художественных книг, которые пишутся один раз и сразу на всю жизнь. Поэтому на вашем месте я бы верил художественной книге больше, чем учебнику. Книга, у которой ни отнять, ни добавить, вот настоящий учебник.
– Хорошо, тогда, как говорит мой папа, у меня сразу два вопроса. Первый… Папа!!!
Поэ побледнела, и у неё перед глазами пронеслось всё, что было до этого.
Глухой выстрел. Папа падает на колени. Они тащат его глубже в лес. Ружьё и ладонь с патроном раскатисто хлопают друг о друга. Мог Амадей трясёт растопыренными пальцами и курлычет. Маляр разводит грязь. Шквал гудит и рвёт землю. Кровавое пятно, быстро надвигаясь, жёстко шмякает по лицу Поэ, и наступает тьма…
– Где папа?! – кричала Поэ, озираясь.
– С человеком Что Это Было всё в порядке. Будет всё в порядке.
– Где, где он?!
– Это
