сразу расковырял металлические заклепки на браслетах когтями, вернув под изумленные взгляды их украшение. Затем, избавившись от нескольких камней на полу, мне пришлось сжечь деревянную скамью, сложив весь пепел в полученное углубление. Вся эта операция вызвала недоумение и шум, но мне было все равно. Хотя угля не хватало для целой кровати, я не собирался опять сидеть на каменном полу.
Постепенно все успокоились после того, как я принял свое обычное положение, обхватив колени руками, и даже спустя некоторое время мне принесли больше золы и угля, оставшегося в печах. Я не рассчитывал на перину, набитую перьями, за неимением лучшей альтернативы уголь был последним, что мне бы пришло в голову. Но для объяснений еще предстояло преодолеть языковой барьер. Оставалось только вздыхать, принимая все как есть.
Гори, гори ясно!
Всю ночь было тихо, постепенно жилище приходило в движение. Отдельных камер для заключенных здесь не предусматривали, люди находились в общем помещении, разделенном каменными перегородками и проемами для отдельных комнат. Поэтому практически каждый разговор разносился по импровизированным комнатам достаточно хорошо. В таких спартанских условиях любой мог подойти к арке с решётками и уставиться, наблюдая за мной издалека как за диковинкой. Поначалу охрана отгоняла людей, иногда вызывая своего командира. Тот быстро находил для зевак задания, но когда большинство дел закончилось, они все равно возвращались.
Смельчаки подходили ближе, пытаясь разговаривать с уставшими от их набегов охранниками. Из этого мне удавалось узнать все больше и больше слов. Некоторые имена и местоимения медленно пополнили мой словарный запас, затем глаголы и немного прилагательных добавилось к ним. Большинство слов я не понимал и просто повторял про себя, чтобы запомнить произношение, но одну фразу, которую они повторяли, тыкая в меня пальцами, я заучил наизусть. – Угольная леди.
– Еще не узнали, чего хочет Угольная леди? – прошло не так много времени, прежде чем я начал понимать простые предложения. Но когда стало ясно, что означала фраза, которой меня называли, чувство дискомфорта поселилось во мне на долгое время. И когда голос маленькой девочки к концу вечера донесся через перегородку, чувство несправедливости вылилось через край.
– Я не леди! Прекратить! Не звать! – глупо что-то доказывать маленькому ребенку, но это должен был услышать каждый, кто так меня называл. Дремлющие охранники тут же проснулись от скрежещущего рева, которым звучал мой голос. Нервно оборачиваясь, они уставились на меня и медленно пятились, не зная, что делать, когда заметили, что я стою возле решетки.
Уставшие под вечер люди, лениво реагировали на новые события. Поднялся гул ропота, бормотание хлынуло по залу. Проскулил чей-то голос, что-то скрипнуло, а затем раздались торопливые шаги. – Смирно! – прозвучал знакомый тон командира, когда он подошел к решетке и увидел растерянных солдат. Затем пристально
