разу не подумала о своем будущем, о простом женском счастье. Ведь неправильно, даже с точки зрения женской природы, да и безбожно замкнуться в себе и не попытаться больше обрести счастье и быть кому-то любимой и хорошей матерью. Тогда бы не было так горько сейчас заканчивать свою жизнь, когда была бы рядом любящая семья. Думая об этом, на ее душу лег такой тяжкий груз, что ей показалось, если она сейчас ляжет в постель, то больше уже не поднимется никогда. Потом она все-таки легла, ворочаясь с боку на бок, несколько раз вставала с постели и пыталась выйти на улицу в рощу, чтобы легче дышалось, но всякий раз ее что-то останавливало, скорее всего, боль в суставах, и она возвращалась в постель. Сколько отчаяния и скорби было на ее лице. Она всю жизнь отдала воспитанию чужих детей, на то, чтобы обучить их грамоте, правильным манерам поведения и быть ответственными за свои поступки людьми. И теперь не понимала, откуда у нее эта невыносимая грусть, зачем столько мук под старость лет. Выражение лица было тревожное, точно она что-то упустила очень важное в этой жизни, а что, и сама не понимала. Ведь на свете нет ничего такого, что заслуживало бы этих страданий…
К ужину она не вышла, и через час после того пришла докторша с медсестрой.
– А мы к вам, – начала пожилая докторша, – пришли вас послушать. Здравствуйте! На что-нибудь жалуетесь?
– У меня сердцебиение, – докторша послушала ее.
– Сердце бьется как следует, – сказала она – все в порядке. Нервы балуют немножко, это так. Поменьше надо расстраиваться, побольше выходите к людям. Ужинать будете?
– Нет,…не хочу.
– Ну, тогда ложитесь спать. Сейчас сделаем укольчик и отдыхайте. Пока медсестра приготавливала и делала процедуру, докторша все смотрела на нее. Она давно была уже не Машенькой, а убогой старушкой, производившей впечатление существа несчастного, которое из жалости держали здесь.
– Часто это с вами бывает, эти недомогания, – спросила докторша, когда медсестра, закончив процедуры, вышла.
– Часто. Мне почти каждую ночь тяжело. Я, конечно, благодарна, что со мной здесь еще возятся. Уход хороший, – она затихла. Затем подняла глаза на докторшу и смотрела так грустно, что той показалось, она хочет поговорить с ней искренне по душам.
–Вы говорите, – сказала докторша. – У вас нет родных?
– Нет…так жизнь сложилась, что я одна.
– Война? – сочувственно спросила докторша. Мария Ясоновна качнула слегка головой.
– Все ждала, а потом и …. – она прервалась, – время мое ушло, – опять замолчала.
Докторша знала, что сказать ей: нужно поскорее оставить свое прошлое, которое по ночам приходит к ней. Для нее также было ясно, что так думает и сама Мария Ясоновна, но она так и не смогла переступить через свое, теперь уже призрачное прошлое.
Ночью ей мерещилась верба и Ванечка, и что-то темное надвигалось на нее, и все скрывалось в этой темноте.
Утром она не вышла и к завтраку.
