причем, не только для меня лично, то я все-таки преодолевал «тормоз» внутри себя, становясь более смелым, активным, настырным, но совсем-совсем не на долго. Такую линию поведения и поступка преподал мне отец, для которого было важным в жизни быть снисходительным в малом, но сохранить во чтобы-то ни стало свою честь и достоинство в большом.
Ж.-П. Сартр (1905—1980) категоричен в оценке комплекса неполноценности, утверждая, что любое чувство неполноценности, против которого человек борется, является с самого начала его выбором. «Человек признает себя неполноценным, выбрав из массы возможностей именно эту и тем самым он определяет свое будущее, поскольку он как бы ставит себе цель – быть таким. Точнее, не просто быть, а становиться таким», – пишет автор [Сартр Ж.-П. Бытие и Ничто, 1943]. Получается, что комплекс неполноценности человека является ничем иным, как проектируемым планом будущего, изначально предполагающий жизненные неудачи. Между тем, это и есть предвосхищение своего места в мире.
Разумеется, когда осознал эту истину, лично я был глубоко расстроен вот таким вот своим выбором. Разумеется, комплекс неполноценности воспринимается как негативный тренд. Считая себя слабым, нерешительным, обделенным, тем самым я оказывается выбрал не только характер отношения ко мне окружающих, но и свое отношение к самому себе. Отец часто упрекал меня в прямолинейности, что у меня нет логики, как он говорил, «скашивать» углы, чтобы быстрее и короче добираться до своих целей в жизни. «Ты пойми! По прямой летают только вороны! – увещевал мне отец. Психологи утверждают, что человек, обрезающий себе будущее, не видящий перспектив и не ставящий себе целей для дальнейшего развития, замыкается в узком мирке настоящего, ограничивает себя в своих желаниях и стремлениях.
Продолжая свои рассуждения о причинах формирования моего комплекса неполноценности, хотелось бы отметить и следующее. Жизнь в нашей семье была несколько напряженной в виду излишней строгости отца. Почти всегда сдержанный, более того суровый, он, почему-то вселял нам тревожность и беспокойство. Попадая в дома своих сверстников, я больше всего поражался благой атмосфере, покою, спокойствию, доброжелательности. Уехав из дома на учебу в столицу, я увез такое настроение с собой, на много лет, да и сейчас часто возвращаюсь к тому, детскому своему ощущению настороженности, тревожности, боязни. Хотя с детства твердил самому себе, что надо быть более спокойным, самостоятельным, независимым, а потому не раз пытался соблюдать, некогда услышанный мною же девиз: «Никого не бойся, ничему не верь! Ничего не бойся, никому не верь!». Не раз пытался, наперекор обстоятельствам, мнению окружающих, жить, как считал правильным, заниматься тем, что считал нужным. Однако…. Однако, жизнь оказалась куда сложной и непредсказуемой, как мне думалось, ибо, многое, что думалось и мечталось, в жизни не удалось, не случилось.
Мое активное стремление быть самостоятельным,
