тени толкутся в голове.
Прости, сегодня я не смогу проводить тебя по лесам, которые видела. Потому что – позволь признаться – до сих пор очень измотана сессией. А созерцать – труд, пусть и прекрасный.
Здесь высокое небо, и оно так щедро льёт за закате и восходе на землю краски, что теряется горизонт. Горбатые склоны млеют в жаре. Архитектура красивая. Фантастическая. Светло-серое кружево веток; мягкий холод листвы, а кроны нежно касаются кромки неба и, любопытствуя, склоняются над дорогой.
Меня рвёт изнутри к нашим тоскливым сугробам, сырым ботинкам, к походу в бурю к друзьям с целью подарить полкочана капусты и почитать хайку. Я скучаю по холоду. По неуютности вокруг собственной души-огонька, когда не можешь ничего, кроме как гореть.
.
Провода, освещённые закатом. Бежит тягучее солнечное вещество. Что у него за природа?
.
Я очарована нашей улицей. Она отрадно-домашняя, честная и простая. Грязноватая. Ручей прорезает её, и над ним висят уши пальм. Курочки ходят. Дом квадратиками дробится на разные цвета и на разную древесину. Выйдешь на балкон – крыши в лесной дымке плещутся. Горизонт изгибается танцующим крылатым змеем – горы.
Закат. Расплавленное небо давит на плечи. Я стою на балконе, слушаю дягилевские балеты. И плачу. Ты прости, что говорю.
Слишком много радости-тоски, не помещается.
21.01.2024
Во взлохмаченной лесной шкуре блестят крыши. Как изогнутая рука, голубеющая скала лежит на линии горизонта. Облака выкарабкиваются из-за неё. Будто где-то на дельней горе сидит старик, тщедушный и высохший, с белоснежной всклокоченной бородищей; прядёт этот старик тучи, облака да туманы, приподняв их бережно над собой и подпихнув под брюхо, пускает в плавание. Тут-то они и показываются из-за склона.
.
Я воде и чуть-чуть в небе. Упругие солёные руки обхватили меня до горла. Слушаю, как ходит внизу песок, и тихое дыхание исполинской бирюзовой медузы.
.
Будда сидит на вершине. Сидит и беспристрастно окидывает город взглядом своих закрытых век. Глядит на пробки и светофорную неразбериху, на ночные клубы, массажные центры, кафе, бары, пляжи, на все незаметные благородства и грустные уродства, порождённые мегаполисом. Глядит на огромного зелёного зверя, на чьей спине мегаполис вырос. Глядит на море, рождающее рыб и пожирающее корабли. Глядит на небо. Глядит с всепрощающей иронией. Остаётся беспристрастным.
Почему кто-то всё видит с опущенными веками, а кто-то не видит ничего с поднятыми?
.
Мантры перемешиваются с ветром, с перезвоном лент, с шепотками листьев и далёким ворчанием залива. Скалы обнимает свет-кровоток. Отсюда, с высоты, можно посмотреть на мир, как будто лежишь на волнах небесного моря.
.
Наш путь лежит через лес.
Крошечная я смотрит в лицо самого великана-леса. А великан смотрит со смешливой добротой на меня. Дыхнёт – и сквозь меня дыхание всего мира перехлынет. Так звонко, огромно, широко и
