style="font-size:15px;"> Едва оглушив черноволосого красавца мануса, он тотчас послал одного из своих подручных в ближнее село за подводой – того, что все всхлипывал по погибшему брату. Толку от него, видно, вовсе не было. Второго – в поле, за Вражко. Конь успокоился и мирно пощипывал траву, видно, полностью уверенный в том, что с его повесой-хозяином не может стрястись серьезной беды. Остальные наемники принялись разводить костер.
Головней из этого костра мучитель и прижег Иларию руки.
Когда рубиново-красная гроздь прогоревшего дерева коснулась белой, холеной ладони, манус застонал, от боли задышал тяжело и прерывисто, но колдовской морок не отпустил своего пленника.
Резко запахло паленой плотью.
Веки Илария дрогнули, но глаза оставались закрытыми. Широкоплечий палочник уронил на траву искалеченную руку мануса, крепко зажал пальцами вторую ладонь и приложил к ней горящую головню.
Снова стон.
Агнешка едва не вскрикнула, словно почувствовав боль недавнего своего спасителя. Закусила до крови губу, сжала кулаки, чтобы унять бессильную и бесполезную сейчас ярость. Что может полуголая девочка-мертвячка против четверых взрослых мужчин, истинорожденных магов?
Единственное, что пока могла она сделать для мануса Илария, – незримо следовать за его похитителями и разузнать, за что так жестоко обошлись с приближенным магом князя Казимежа наемники в плащах без гербов.
Одно она знала точно: не был маг случайной жертвой. Караулили, ждали, знали, как ударить. И истязали не по приказу – от сердечной злобы. Местью тешились широкоплечий палач и его приятели.
Не рассчитали только, что не один поедет княжий манус. Не учли странной, да что там – страшной колдовской силы, пробудившейся в нем от одного поцелуя деревенской оборванки.
– Уходить велел, спасал, – пробормотала Агнешка, невесело усмехнувшись, – убить побоялся. А небось узнал бы, откуда сила взялась, не стал бы спасать. Закинул бы петельку на сосновую веточку – и виси, лисичка, по ветру рыжий хвостик…
Давно знала мертвячка Агнешка, что хоть магии у нее в крови ни на грош, а чужая сила радом с ней как буря расходится. Казалось бы, радуйтесь, берите, колдуйте. Простой деревенский ведьмак через нее по силе с золотником уравняться может, палочник – со словником, золотник – с высшим магом…
Да какое там. Ветра дочь, Земли-матушки отступница – всем честным миром нежить поганую на первый сук.
От нахлынувших воспоминаний Агнешка вздрогнула, прижала руку к горлу.
Слабость дерется и кусается, а Сила – поймет и отпустит с миром. Нет, не убил бы ее синеглазый манус. Выслушал бы, понял, погладил холеной белой рукой по волосам. Да, может, поостерегся в другой раз целовать. Но не убил бы.
А теперь сам болтался на возу, как мертвец, с мертвецом о бок. Не спасла колдовская сила. Силен волк против брехливой шавки, но не против своры. Навалились вместе, связали заклятьями, затуманили
