девке, фыркал и нервно переступал ногами.
– Помолчи, Ядзенка, – шикнул на служанку другой голос, хриплый, старческий. – Язык как помело, да толку мало. Коника держи, а то беду накличешь…
Эко воинство у княжны. Смех, да и только. Болтушка Ядзя едва сдерживала танцевавшего на месте красавца Вражко. Немного позади, поближе к дремлющим у ворот стражникам, сидела на возу с сеном приземистая бабка в нарядном платке, видно, княженкина нянька. Через плечо ее была переброшена расшитая шелком торба, из которой на ладонь выглядывала старинная, обернутая бархатом книга. Видно, берегла Эльжбетина наставница свою книжицу – старой выучки ведьма, всю жизнь, наверное, этой книжкой и управлялась. Нянька раскраснелась в подбитой мехом душегрейке: всерьез собралась старуха коротать летнюю ночь в лесу. Не страшилась, видно, ни лихих людей, ни диких зверей, ни радужной топи. Небось всего навидалась книжница на своем веку.
Строго смотрела на Ядвигу, от холода и страха выбивавшую дробь зубами так, что казалось, сыплют на доску сухой горох. Лицо старухи показалось Агнешке смутно знакомым, но память подвела, не пожелала подсказать, где встречались старая нянька княжны и укрытая темным мужским плащом «матушка-барыня».
Пожалев продрогшую служанку, Агнешка откинула капюшон, вышла из тени в лунный свет. Ядзя шарахнулась в сторону, заржал Вражко, старуха охнула, ухватилась за книгу.
– Что, девка, не признала матушку-барыню? – усмехнулась Агнешка, приближаясь. – И тебе почтение мое, нянюшка.
Старуха только фыркнула, пристально глянула в лицо девушке, словно тоже силилась припомнить, не виделись ли когда, но, не удостоив ответом, принялась шумно слезать с воза.
– Все ли тут? – переспросила Агнешка, косясь на стражников. Один уже завозился во сне – видно, отпускало сонное зелье. Немного подмешала Агнешка в воду: усыпить на час-полтора, чтоб разговору не мешали.
Нянька угрюмо разворошила сено на возу, откинула мешковину…
Агнешка едва не вскрикнула – сама не разобрала, от радости или от жалости. Он это был, княжий манус Иларий. Бледный. В перепачканной одежде. Ввалились щеки, залегли глубокие складки по углам рта. Боль и голод обвели серым глазницы. От тряпок, которыми были замотаны ладони мануса, шел тошнотворный кислый запах. Первым порывом Агнешки было размотать гадкие тряпки. Она уж схватилась было за юбку, нащупывая мази да мешочки с травами, но осеклась, заметив пристальный, недоверчивый взгляд старой книжницы, заставила себя опустить руки и отойти от повозки.
– Подойдет, – холодно ответила она на грозный взор няньки. – Вот. Передай госпоже, что Ханна все сделает.
Мнимая словница Ханна вытащила из рукава цветной платок, протянула старухе, но та не шевельнула рукой, отвернулась и пошла прочь, припадая на левую ногу. Мгновение недоуменно хлопавшая глазами Ядзя выхватила платок и, поклонившись едва не до земли, понеслась следом.
Агнешка привязала Вражко к подводе, взобралась на сено и тронула лошадку шагом, а потом и мелкой рысью, слушая, как позади
