разбитое во мне снова не станет целым. Со временем я поняла, что со всем должна справиться сама, хотя и не представляла как. И смогу ли я вообще когда-нибудь почувствовать себя целой. Возможно, все раны и шрамы, оставленные жизнью, нужно принять и сделать частью себя.
– Привет, мам, что такое? – ответил Симон, из трубки до меня донесся голос его мамы. Поскольку подслушивать мне не хотелось, я отвернулась, раскрыла блокнот и стала набрасывать рисунок, прокручивая варианты покрытия старой татуировки.
– Нет, мы это больше не обсуждали. Я тогда завтра пойду в университет, помогу папе. – Потом снова говорила мама, а он слушал. – Нет, я не прогуливаю. Последняя лекция до трех.
Хотя я и старалась концентрироваться на рисунке, но не слышать не могла. Мать спросила его, что приготовить.
– Я могу себе просто бутерброд сделать, не надо ничего специально готовить и ждать меня.
Меня охватило сложное чувство – смесь боли и зависти, потому что в моей жизни таких разговоров больше нет. Уже десять лет как. Меня подмывало посоветовать Симону как можно чаще заглядывать к маме. Потому что никогда не знаешь, который раз будет последним.
– До завтра. Я тебя тоже, мам, – промолвил он чуть тише, и моя ревность усилилась, а боль стала еще острее.
Я длинно выдохнула, даже не заметив, что последние секунды сидела, задержав дыхание.
– Сорри, я снова здесь. – Симон нажал «отбой» и положил телефон в карман. – Так на чем мы остановились?
Я попыталась заставить свой рот произносить слова, но от воспоминаний о маме у меня перехватило горло. Господи, что со мной творится? И Симон, похоже, думает то же самое.
– Эй… ты в порядке, Алиса?
6
Симон
Она сидела бледная как мел. Еще две минуты назад смеялась, а сейчас стала какой-то… матовой. Задорные искорки в голубых глазах уступили место тихой печали, и у меня нет идей, откуда эта внезапная смена настроения. Посмотрев на блокнот, который она держала на коленях, я заметил, как дрожит ее рука.
– Эй… все хорошо, Алиса? – Было видно, что она силится что-то сказать, но получалось только кивнуть. Вот теперь я действительно забеспокоился. – Ты уверена? Принести тебе воды? – Я стал хаотично шарить глазами по комнате. Ничего. Ни на буфете позади меня, ни в стеклянной витрине напротив. Надо бы пойти в другую комнату, но я не хотел оставлять девушку одну.
Алиса положила карандаш на блокнот.
– Мне… просто нужно… – Голос угас, и она прошептала: – На свежий воздух.
Она встала, – видно, что на ватных ногах – и пошла к окну.
Я мгновенно вскочил со стула, чтобы распахнуть окно. А больше для того, чтобы быть рядом на случай, если у нее закружится голова. Я решил не спускать с нее глаз и следил за каждым движением. Как она, стоя на цыпочках, всем телом наклоняется вперед. Как стоит, высунув голову под моросящий дождь. Как приглаживает рукой взлохмаченные
