по широкому коридору и тихо постучал в дверь с медной девяткой, прибитой маленькими гвоздями.
– Войдите.
Дверь оказалась незапертой. Иноненко и вправду читал и при появлении Архипа отложил в сторону книгу с золотистыми буквами на обложке – «Ленин».
– Племяш! – закричал он, испугав Архипа. – Сколько лет, сколько зим!
И тут же добавил шепотом:
– Ну, здравствуй, потомок. Притвори дверь плотнее.
Живой Иноненко мало чем отличался от своих фотокарточек – та же суровая хмурость бровей, та же жесткость линий рта и подбородка… Но черные глаза блестели, придавая лицу лихорадочную живость.
– Как звать?
– Архип.
– Хмм, – агент задумался, поводя рукой по давно небритой желтой щеке. – Да ты сядь.
Архип присел на табурет – грубый и неровный, должно быть, сколоченный своими руками.
– Я думал, придет Кирилл – идейный хлопец.
Иноненко, как показалось Архипу, пытливо заглянул ему в глаза.
– Прислали меня, – несколько жестко сказал Архип.
– Да-да, конечно, – извиняющимся тоном пробормотал Максим Петрович, встал с продавленного дивана, подошел к окну.
Архип с удивлением осмотрел комнату: он знал, конечно, что в тридцатые годы многие жили в коммуналках, а то и в бараках, но Иноненко – то был начальником кремлевского гаража, а любая власть подкармливает своих слуг.
Стены комнатки были оклеены порыжелыми обоями с плохо нарисованными колокольчиками, кроме табурета и дивана из мебели были платяной громоздкий шкаф да стол. На столе – стакан с буроватой жидкостью, бутылка воды и портрет Сталина, под столом – несколько книг с потрепанными обложками. Была еще отопительная батарея, на ней сушились носки хозяина.
Иноненко вздохнул, отошел от окна, присел на заскрипевший диван.
– Думаешь, почему я так живу, – сказал он, понизив голос до шепота, и развел вокруг себя руками. – Мне от них ничего не надо.
Архипа поразила такая догадливость, и он не нашелся, что ответить.
– А у тебя кого… ну, это самое … – приблизив лицо к самому носу Архипа, проговорил Иноненко.
– Прадеда, Максим Петрович, – соврал Архип.
Агент понимающе закачал головой, зашлепал губами и, отстранившись, откинулся на спинку дивана. Теперь он смотрел на Архипа с жалостью, словно гибель прадеда потрясла того не далее, чем вчера.
– А вы?
– Я? – вскинул брови Максим Петрович. – Я вот из-за него…
Он ткнул пальцем в том Ленина.
У двери что-то застучало, словно кто-то уронил банку.
– Дети, – многозначительно сказал Иноненко. – Ну что ж, племянничек, вечереет…
За окном и вправду образовались сумерки. Над соседним парадным зажегся тусклый фонарь.
– Идем ужинать.
Архип испуганно
