до сих пор преподносили, в чем оставались перед нами в долгу, несмотря на многократные честные попытки создать некую теорию границы? Из какой бы основы ни исходить, пытаясь вывести философское или правовое образование научных понятий и идеальное представление о линии без собственного пространства или же об арене борьбы, зоне боевых действий, эмпирику всеобщей действительности, проблема всегда выдвигала на первый план смелость типизации! При этом первый путь кажется больше романским, второй – больше германским; и весьма примечательно, что отдельные представители немецких воззрений о границе тем больше мудрствуют вокруг этой проблемы, чем больше они связаны своим происхождением с романизированными ландшафтами на Рейне и Дунае, и, напротив, тем ближе к практическому идеалу англосаксов, чем более нордическими они себя чувствуют и видят.
На самой высокой ступени, по моему мнению, стоит Ф. Ратцель, рассмотревший и признавший справедливыми оба направления. Сказанное им в «Gesetze des raumlichen Wachstums der Staaten»[42] («Законы пространственного роста государств»), несомненно, является наиболее сжатым, цельным и глубоким из всего, что сказано на немецком языке о границе. Из этого поистине классического сочинения должна исходить политическая география в определении каждого понятия, как и пытался это сделать О. Мауль[43] в своем последнем большом труде. Самые значительные новые соображения школ – британской, немецкой, французской – вновь возвращают к этим образцам идей Ратцеля не только в политических географиях или работах по всемирной истории на политико-географической основе, написанных его учениками – Гельмольтом, Диксом, Шёне[44]. Идеи Ратцеля продолжают звучать и в неустанных попытках Р. Зигера добиться ясных общих определений понятия сущности границы, и в стремлении Винклера все деяние умирающей монархии Габсбургов на ниве статистики поставить на службу и пограничному мышлению.
Практически совершенно по-иному, чем самые выдающиеся поборники немецкой народной почвы, побуждения Ратцеля подхватило перед войной англосаксонство, которому они были подсказаны таким авторитетом, как Макиндер. След Ратцеля живо проявляется в деятельности Мэхена и Брайса в Америке, Керзона в Азии – в индийском гласисе[45], Джонсона – в Африке, Грегори и Гриффита Тейлоров – в Австралии, занимающихся теорией границ и решением пограничных вопросов Л. в. Лайда[46], сэра Т. Холдича[47], Фосетта. На плечах Ратцеля, по их собственному признанию, стоят нынешние лидеры французской политической географии Жан Брюн и Камиль Валло[48].
Именно в трудах Ратцеля[49] содержится органическое понимание границы в североамериканской литературе. Это освещенная с критических позиций этнография и историческая наука в Америке с ценнейшим послесловием К. Лампрехта. В этом сотрудничестве двух выдающихся умов с присущей им способностью как к географическому, так и к историческому синтезу
«Petermanns Mitteilungen». 1896. S. 102 и 103.
Гласис – земляная пологая насыпь (в сторону противника) впереди наружного рва, укрепления, крепости (см. об этом подробнее в гл. XXIII).
Roy. Soc. Geogr. Journal 1914.
Roy. Soc. Geogr. Journal 1916 u. а. О.
