себя совершенно чёткую трактовку смелости, которой придерживаюсь до сих пор.
Этому обстоятельству предшествовало два случая. Будучи спортивным пацаном, я всё время занимался каким-нибудь спортом, правда, помалу и несерьёзно. У живущих на Сахалине мальчишек всегда в уважении были зимние виды спорта. Я не помню, как и когда записался в секцию лыжного двоеборья, но какое-то время там занимался. Мы долго тренировались, перед тем как были загнаны на трамплин.
Нас большая группа стояла наверху, мы боялись. Тренер сказал, что, кто пока не готов, может спуститься, мол, в этом ничего особенного нет. Основная группа спустилась. А Брагин, запомнил только его фамилию, взял и прыгнул. За ним – ещё несколько ребят и снизу кричат: прыгай, здорово.
Я стоял наверху, было страшно до паники. Сверху был виден только стол отрыва, а вместо горы приземления была бездна. Место приземления сверху не видно.
Хотелось спуститься и об этом не вспоминать. Но мне было стыдно перед теми, кто прыгнул, перед теми, кто – нет, перед тренером, перед тем, что скажут, перед собой, но не сильно и в последнюю очередь. И я прыгнул. Это был первый случай, когда я задумался о смелости.
Закончилась зима, всё это дело я забросил, подался в парашютную секцию. Молодой лейтенант (не тот, которого одна из наших певиц, просила пригласить её на танец), а настоящий (не полковник), лётчик, вёл в школе эту секцию. Я, поддавшись общему течению, тоже попёрся туда. Не верил себе, что меня когда-нибудь смогут вытолкать из самолёта, но пока казалось это далёким и нереальным. Я с удовольствием втянулся, с интересом укладывал парашют, вывешивался на баскетбольном кольце в стропах, решал ситуационные задачи, изучал парашют Д-6, знал, что он меня не подведёт и принудительно расчекуется. Я даже начал ожидать дня, когда будет назначено время прыжка. Это должно было состояться 16 мая.
Учитывая то обстоятельство, что все мы были несовершеннолетними, малолетками, нужно было иметь письменное разрешение от родителей, на этот прыжок. Мама, уставшая от переживаний за отца с его ежедневными взлётами и посадками, нелётной погодой, задержками рейсов и просто от постоянного его отсутствия, сказала: «Только через мой труп». Но такой жертвы от неё я не хотел и не требовал, просто папа, написал втихаря это разрешение. Был, наверное, горд за смелость своего сына. У сына в это время была масса самых противоречивых желаний. Первое – прыгнуть. Второе – не прыгнуть. Сказать, что родители не дали разрешение. Третье – не прыгнуть. Заболеть, чтобы папа не подумал, что я боюсь.
А я боялся, но мне было стыдно.
Утром в назначенный день я собрался и поплёлся, как на эшафот, к школе, где нас должен был ждать автобус, который доставит к самолёту. По прибытии на место встречи, я увидел только нашего лейтенанта, больше никого не было. Он сказал: «Молодец! Ты хороший парень, но самолёт из-за тебя одного никто
