«Пусть это продлится», – молилась я.
Жизнь в Париже была запутанной и лихорадочной: слишком много вечеринок, музыки, коктейлей, громких ссор, заканчивавшихся лицемерными объятиями, и прогулок по брусчатым мостовым на рассвете, когда мы убеждались в том, что все гости направляются в нужные стороны.
– Джеральд, отложи почту и поешь, – сказала я в наш четвертый вечер на мысе Антиб, развернула салфетку и протянула ему. – Мы начнем с омлета, а потом есть еще тресковое пюре с приправами.
Мы ужинали поздним вечером за маленьким столом, выставленным на веранду. Дети спали наверху. Мы держались за руки и слушали отдаленный шорох прибоя и ночные песни сверчков, легкий шелест пальмовых листьев под дуновением ветерка. С кухни иногда доносился звон посуды и недовольные возгласы. Повариха, подкупленная нами для продолжения службы, часто жаловалась на то, что ей приходится ездить на работу из дома старшей сестры. Но, думаю, втайне она была довольна, поскольку у ее сестры было семеро детей.
Теперь эта мадам Лоррен вышла на веранду и уставилась на наши тарелки. Она пробормотала что-то непонятное, и новая помощница вышла из ее массивной тени.
– Меня зовут Анна, – застенчиво сказала девушка.
В летнем платье с оборками и надетым сверху белым передником она выглядела иначе. Ее волосы были заплетены в косы, которые спускались почти до талии. Сейчас она выглядела значительно моложе – немногим старше девочки.
– Анна, – сказала я, – надеюсь, тебе будет хорошо здесь.
Я выразительно посмотрела на повариху, взглядом намекая, что она должна относиться к этой девушке по-доброму, но та проигнорировала меня. У себя на кухне она была олицетворением закона и порядка.
Повариха снова быстро забормотала на непонятном диалекте.
– Она говорит, что вы должны есть быстро, пока горячее, – сообщила Анна. – Иначе можно получить расстройство желудка.
Повариха кивнула так энергично, что уперлась подбородком в грудь. Анна подошла к столу и ловко разлила по бокалам розовое вино, не пролив ни капли. У нее была хорошая выучка.
– Что-нибудь еще? – спросила она и отступила в тень.
В ее манере ощущалась некая скрытность. Отдельные фрагменты не складывались, как на кубистской картине со множеством острых углов.
– У тебя превосходный английский, – сказала я, и она услышала вопросительную интонацию в моем голосе. Откуда у нее такие языковые навыки?
Она слишком долго раздумывала над ответом. Я знала, что любые ее слова теперь будут ложью. Она тоже это понимала, поэтому промолчала.
Но я заметила, куда был направлен ее взгляд: на нитку жемчуга, которую я носила всегда, даже на пляже.
Я рефлекторно прикоснулась к бусам. Нужно быть осторожной и запереть их на ночь – единственное время, когда я не ношу их. Анна увидела этот жест и вздрогнула, как будто кража уже состоялась и
