человек в кандалах, осторожно пробираясь между кустами, приближался к дому, заглядывая в окна.
И вдруг – или она ослышалась – каторжник тихо позвал:
– Гуттиэре!
«Так вот она, красота-то! Вот с кем знакомство водит! Чего доброго, эта красавица убьет меня с сыном, ограбит гасиенду и сбежит с каторжником», – думала Долорес.
Старуху вдруг охватило чувство глубокой ненависти к снохе и горького злорадства. Это придало ей силы. Она вскочила и побежала в дом.
– Скорей! – шепотом сказала Долорес сыну. – В сад забрался каторжник. Он звал Гуттиэре.
Педро выбежал с такой поспешностью, как будто дом был объят пламенем, схватил лопату, лежавшую на дорожке, и побежал вокруг дома.
У стены стоял неизвестный в грязном, измятом костюме, со скованными руками и смотрел в окно.
– Проклятие!.. – пробормотал Зурита и опустил лопату на голову юноши.
Без единого звука юноша упал на землю.
– Готов… – тихо сказал Зурита.
– Готов, – подтвердила следовавшая за ним Долорес таким тоном, как будто ее сын раздавил ядовитого скорпиона. Зурита вопросительно посмотрел на мать:
– Куда его?
– В пруд, – указала старуха. – Пруд глубокий.
– Всплывет.
– Камень привяжем. Я сейчас…
Долорес побежала домой и торопливо начала искать мешок, в который можно было бы положить труп убитого. Но еще утром все мешки она отправила с пшеницей на мельницу. Тогда она достала наволочку и длинную бечевку.
– Мешков нет, – сказала она сыну. – Вот, в наволочку положи камней и привяжи бечевкой к кандалам…
Зурита кивнул головой, взвалил труп на плечи и поволок его в конец сада, к небольшому пруду.
– Не запачкайся, – шепотом говорила Долорес, ковыляя за сыном с наволочкой и бечевкой.
– Смоешь, – ответил Педро, свешивая, однако, голову юноши ниже, чтобы кровь стекала на землю.
У пруда Зурита быстро набил наволочку камнями, крепко привязал ее к рукам юноши и бросил тело в пруд.
– Теперь надо переодеться. – Педро посмотрел на небо. – Дождь собирается. Он смоет к утру следы крови на земле.
– В пруду… вода не станет розовой от крови? – спросила Усатая Долорес.
– Не станет. Пруд проточный… О-о, проклятие! – прохрипел Зурита, направляясь к дому, и погрозил кулаком одному из окон.
– Вот она, красота-то! – хныкала старуха, следуя за сыном.
Гуттиэре отвели комнату в мезонине. Она не могла уснуть в эту ночь. Было душно, одолевали москиты. Невеселые мысли приходили в голову Гуттиэре. Она не могла забыть Ихтиандра, его смерти. Мужа она не любила, свекровь вызывала отвращение. И с этой усатой старухой Гуттиэре предстояло жить…
В эту ночь Гуттиэре почудился голос Ихтиандра. Он звал ее по имени. Какой-то шум, чьи-то приглушенные голоса доносились из сада. Гуттиэре решила, что ей
