шагу.
– Не рано ли ты показываешь зубы, парень? Не рано ли думаешь о власти? – тысяцкий тоже сузил глаза и глянул на Волота сверху вниз.
– Если я не буду думать о власти, о ней подумаешь ты, – Волот посмотрел в глаза Черепанову и вспомнил слова доктора о силе, которую питает в нем вся русская земля. – Ты считаешь, я не понимаю, почему Новгород призвал на княжение меня?
– Ты для новгородцев кровь и плоть Бориса! И не более!
– Пока – не более. А призвали меня для того, чтоб такие, как ты, могли рвать Новгород на части и набивать свою мошну, не опасаясь княжьего гнева!
– Осторожней, княжич… – недобро усмехнулся Ивор. – Воина за такие слова я бы вызвал на поединок…
– Я не княжич, я князь! Любой воин из дружины примет вместо меня твой вызов, чтобы ты не унизил себя поединком с отроком. Не боишься?
– Ты князь только потому, что умер твой отец. И я бы на твоем месте не стал этим кичиться, – тысяцкий сказал это примирительно и назидательно, как учитель ученику.
– К сожалению, это действительно так. Я князь, потому что умер мой отец. И кроме меня княжить больше некому! Чем дольше я остаюсь для вас не князем, а княжичем, тем лучше для всех вас! Не спорь со мной, я еду в Новгород. Я поеду верхом, подготовь десяток дружинников для сопровождения. И не отроков, как в прошлый раз! Я еду не на охоту и не на потеху!
Черепанов вышел вон, качая головой так, словно Волот на самом деле собирался потешиться в кругу друзей и в самое неподходящее время озадачил тысяцкого своими детскими играми.
Новгород шумел: по всему городу шли стихийные уличанские веча, больше похожие на сходки перед бунтом. Волот нарочно проехал через весь город, прислушиваясь к тому, о чем говорят горожане. На Неревском конце, возле капища, Сова Осмолов кричал о войне, о несостоятельности посадника, о силе новгородского войска и поддержке Пскова и Москвы. Но не успел он договорить, с торговой стороны подошла толпа с житьими людьми во главе, и вскоре кончанское вече превратилось в заурядную потасовку. Торговая сторона войны не хотела, но Волот не успел вернуться к детинцу, когда на Ярославовом дворище вспыхнул пожар: громили татарское торговое посольство и восточные лавки на торге. Купцы, чьи лавки стояли неподалеку, поднялись на защиту своего добра, а на помощь немецкому двору, под окнами которого занимался огонь, людей привел Чернота Свиблов.
Волот пустил коня на торговую сторону, прямо по льду: он не знал, что делать и за кого стоять, но мальчишеское любопытство оказалось сильней благоразумия. Бабьи вопли неслись со стороны пожара, кричали мужчины, кто-то тушил огонь, кто-то мешал пожарным. От противоположного берега отделилась ватага простолюдинов с топорами, и вскоре князь заметил, что они гонят впереди себя маленького человечка – раздетого и босого. Человечек высоко задирал колени, прыгая через глубокий снег, петлял словно заяц, выбирая дорогу получше, а выскочив на санный путь, понесся вперед во весь дух, наперерез князю. Мужики,
