но я сразу так решил, – грустно ответил я ему. – Вы же нормальный мужик, товарищ Генеральный секретарь, и на такое санкции бы никогда не дали.
И положил трубку. Не*уй тут режим радиомолчания нарушать. А теперь немножко сублимации личного горя в общественно полезный эффект. Позвонил бабе Кате и рассказал о том, как сильно приемному внуку и всем его друзьям хочется почитать про Алису Селезневу, и даже кино про нее снять (и мультфильм!), но вот беда – Товарищ Булычев-то не в Союзе, следовательно печатать его нифига не рвутся, а он, как следствие, пишет медленно и на досуге. А еще он банально комплексует – боится, что его попрут из Института востоковедения за «несерьезность» подростковой фантастики. Ну не пи*дец ли? Да к черту, бабушка она или нет?
– А еще… – шмыг (для разнообразия – не притворяюсь). – А еще меня девочка бросила-а-а… – и совершено позорно заныл.
Открыв дверь стандартно прибывшей к девяти Виталине, получил вместо приветствия грустную мордашку и тихое:
– Немножко сочувствую.
И ведь помогает это «немножко» гораздо круче, чем совершенно ужасный вчерашний вечер – Фурцева испугалась и в рекордные сроки набила нам полную квартиру «селеб», включая саму себя. Сочувствовали, дарили всякое, рассказывали какой я хороший. На лицах, что немного веселило – облегчение. Сломался Электроник! Ну наконец-то! Вот теперь видно – живой ребенок, сидит ревет, конфеты с ожесточением ест. И знакомить предлагали, само собой. Очень стыдно вчера было – столько людей все побросало и прибежало мальчику сопли вытирать. Жалкий! Лучше бы тихонько и мужественно плакал в подушку, закрывшись в комнате на весь вечер – мама с Таней бы поняли и не осудили. Чего уж теперь.
– Спасибо. Немножко – это приятно, – благодарно улыбнулся я. – Кофею?
– Можно, – кивнула она и зашла в квартиру.
Стандартно никого нет, один ленивый Сережа спит аж до восьми – ему же не в школу. Мама пыталась остаться – вдруг сыночку опять грустно станет? – но, судя по ехидной улыбке после взгляда на часы и спешного ухода «к Эмме Карловне» ровно десять минут назад, решила поручить меня Вилке. Она же не слепая, и видит, что мне с «Виталиной Петровной» время проводить нравится.
– Меня тоже бросали, – повесив тонкий плащик (прохладно по утрам) на вешалку, выдала совершенно неожиданный факт Вилка.
– Сказочный долбо*б, – оценил я личностные характеристики «бросателя». – Расскажешь?
– Да что там рассказывать, – расстегнув молнии сапог, аккуратно сняла, и мы пошли на кухню. – Когда из больницы выписали… – указала на скрытый блузкой и пиджаком шрам. – Подумала: «ну хоть мужика себе найду какого захочу, а не какого укажут. Замуж выйду, детей нарожаю, чтобы все как у людей».
– Не вышло? – поощрил я на дальнейший рассказ.
«На кого укажут» немного царапается, но это ничего, это уже привычно.
– Как видишь, – с утрированной печалью развела руками Виталина. – Ты же видишь, какая я?
– Одиннадцать из десяти, – подтвердил я, выставив на
