есть, – подтвердил я. – Из груди вынули, дома храню, под бронестеклом на память.
– Ничего себе! – восхитился он. – А в меня пока не стреляли.
– Радоваться надо, – веско заметил дядя Герман, у которого туловище вообще хоть в музей непростой жизни сдавай – и колотые, и резаные, и рваные, и огнестрельные – все собрал.
– Согласен, – поддакнул я. – Когда стреляют – это больно и страшно, я бы, например, больше не хотел.
– Буду радоваться, – пообещал пацан.
Вроде даже искренне. Смыв с себя мыло, он свалил.
– Странный какой-то, – поделился мнением дядя Герман.
– Странный, – согласился я. – На чужбине вырос – может поэтому?
– Другие-то обычные, как у нас, – не согласился он.
– Надо будет папочку попросить – и на него, и на родителей, – решил я. – Надя у нас ценная госсобственность, и кому попало ее отдавать нельзя.
– Сваха ты, а не комсомолец! – приложил меня КГБшник.
– Одно другому не мешает, – не обиделся я.
Закрыв воду одновременно со мной, товарищ подполковник подобрал взятый с собой «макаров», мы выбрались в раздевалку, и я расстроился – полотенце пропало. Товарищ подполковник тоже это заметил и выглянул в коридор, где сидит дядя Вадим.
– Кто выходил?
– Только пацан, – ответил тот.
– Ворует, сученок, – вернувшись, поделился выводами дядя Герман.
– Может перепутал? – мне о Викторе думать плохо не хотелось.
– Тогда свое бы оставил, – резонна заметил ликвидатор, вытерся собственным и протянул мне. – Держи, если не брезгуешь.
– Я вашу медкнижку видел, заразных болячек там нет, – улыбнулся я, принимая предмет. – Спасибо.
Нарядившись в халаты – дядя Герман под свой надел кобуру – покинули раздевалку, прихватив с собой дядю Вадима.
– Придется к Витьке идти, воспитывать, – вздохнул я. – Знаете где они живут? – обернулся на КГБшников.
– Всех знаю, – заверил дядя Герман.
Поднялись на второй этаж, прошлись по коридору и постучали в дверь с номером двести семь.
Витя открыл сам, и его лицо тут же окрасилось паникой.
– Родители дома? – спросил я.
– Нет, – с преувеличенным энтузиазмом покачал он головой.
– Мы тогда зайдем, – заявил я.
Дядя Герман аккуратно убрал пацана с пути, и мы зашли. Ого, у нас тут две комнаты! Неудивительно для дочери «личного друга товарища Громыко». Первая обставлена в японско-колхозном стиле – это когда над колченогим «антикварным» столиком в стиле барокко висит икебана, кровать застелена местным покрывалом с вышитым на нем тигром, а на стенке стоят японские сувениры вперемежку с хрусталем. Просто квинтэссенция безвкусицы! А еще – всего одна семейная фотка, и Виктору на ней года два.
– Тут родители спят? – уточнил я.
– Тут, –
