озвучивать партнерам. Наши сотрудники никогда не говорят. Они озвучивают, представляют, презентуют то, что вкладывает им в головы система. Систему, между прочим, в данном случае представляю я. В целом мы выполняем некоторую репрезентативно-декоративную функцию, и от нашего труда не зависит ровным счетом ничего. Но все страшно боятся ошибиться или сделать что-то не так. В кабинете вместе со мной работают еще трое. Я постоянно забываю, как их зовут. Помню только фамилии. Таким образом, я могу ассоциировать письмо, пришедшее по Outloook, с тем, кто его прислал. Первый – тот самый педиковатый юноша. Он носит дорогой синий костюм, белую перламутровую рубашку и черный галстук. Запонки, непременный атрибут богатых и успешных, у него золотые. Зажим для галстука тоже под золото.
У него маленькое птичье лицо и черные зализанные назад волосы. Второй коллега – ожиревший от сидячей работы мужик неопределенного возраста. Лицо его напоминает гнилой овощ, выросший в подвале, без солнца. Глаза глубоко посажены, непропорционально мелкие, с бесцветными ресницами. Он предпочитает темные костюмы, от чего его тело визуально становится еще шире. Рубашки, как правило, тоже темные. Галстуков не носит никогда. Подозреваю, что ему они просто не по карману, а покупать дешевые он стесняется. Третий сидит как раз напротив меня. У него борода, о которой – это видно – очень заботится. На вид ему лет сорок. Значит, на самом деле, меньше тридцати пяти. Здесь стареют рано. Бородач отдает предпочтение клетчатым и вельветовым пиджакам в сочетании с джинсами.
Окон в нашем кабинете нет, впрочем, как и во всех остальных. На стенах висят абстрактные картины с устремленными в никуда фигурами и линиями. Стены светлого цвета, от чего у меня постоянно возникает ощущение холода. К тому же коллеги обожают включать кондиционер на восемнадцать градусов, поэтому мне приходится кутаться в теплую толстовку.
Я никогда не разговариваю с коллегами. Это продолжается годами, и все привыкли. Мы можем обсуждать только договоры и правки. Между собой мужики разговаривают, и я вынужден слушать истории про «Ашан», дачу, тещу, рыбалку, детей, какие-то свидания, пьянки, жен, подруг, соседей. Мне рассказать нечего, и я не чувствую потребности чем-то делиться.
Ровно в тринадцать часов я поднимаюсь, блокирую компьютер и иду на офисную кухню обедать. Я никогда не хожу на бизнес-ланч в фантастически дорогую точку общепита, где кормят мусором – жесткими сандвичами с тунцом и авокадо, колой. Я много тренируюсь, и мышцы требуют качественного, обильного и частого питания. Я трапезничаю с бедной частью сотрудников – секретаршами, девушками с ресепшен и обычными менеджерами. Чернью. В чем состоит их работа, я не знаю. Мне кажется, они тоже. Но они очень любят ее обсуждать за приемом пищи. Кухня расположена в самой дальней части офиса, в так называемом бэк-офисе, куда никогда не водят заказчиков или тех, кто приходит на переговоры. Она расположена максимально далеко от переговорных, чтобы гостей не беспокоил
