взойдёт.
Три часа ночи. Поезд стоит. Почему стоит? Перегорел семафор. Никто не знает, какой огонь должен гореть. Вот и стоит поезд. И рация вышла из строя. Грустно ест К. В. Дерменгольм ватрушку. Муригор Варфоломеевич Триммельман спит. А может, умер? Нет, не может быть! А где Шискуазий Душанбилович? Ушёл он, а куда – неведомо то никому… И вообще одни они уже в вагоне – Капитон Варсонофьевич Дерменгольм и Муригор Варфоломеевич Триммельман. Нет больше никого, и проводника нет, и нет никого в соседних вагонах, и только один машинист в тепловозе. Не молчит он – что с ним? Спит? Умер? Пьян? Ни то, ни другое, ни третье. Он приобщился к единой субстанции.
А ты, Капитон Варсонофьевич? Не страшно тебе? Смотри, кувыркуны прилетят… Трогает в содрогании он плечо друга своего и брата Муригора Варфоломеевича… Всё, пусто – один пиджак и брюки парусиновые лежат. Муригор Варфоломеевич Триммельман приобщился к единой субстанции…
Не близко до станции… Стоят все поезда, везде… Не горят огни в больших городах. Не горят в малых. Закрыты на замок вокзалы. Люди есть, но их как бы и нет, как Муригора Варфоломеевича. Они приобщились – знаешь уже, к чему? К единой субстанции. Но навсегда ли это? Будет ли исход? Не знаю, не знаю… Один ты, Капитон Варсонофьевич, сидишь, не приобщённый. Съел ты уже ватрушку. Съешь теперь солёный огурец. Съешь что-нибудь. Один ты. вот что ты наделал. Это всё твоя вина. У тебя много ещё всего, что можно съесть. Тебе не кажется, что поезд не пойдёт уже? Корни диких трав проросли сквозь него. Берёзки выросли в автосцепке. Лебеда в дизелях.
Падает крыша вагона от ветхости. Пыль и прах кругом… Сидит Капитон Варсонофьевич на голой земле. Какой год уже? 6178? 996543? Нет, нет, неправильно. Ты один, Капитон Варсонофьевич. Ты один. Ватрушки т вои перестали существовать.
Что же, всё? Нет, рассвет занимается. Ура!.. Встаёт солнце… Неужели это ещё возможно?? Встаёт… Что это? Что это? Поезд едет… Но он же рассыпался в прах… А где… Едет поезд. И кричит тепловоз. И шумят пассажиры в вагоне. И машинист – как машинист. И Муригор Варфоломеевич Триммельман приподымает с лавки сплющенную свою опухшую серую рожу. Жив ты? Все живы. Все на местах. С радостью разгрызает Капитон Варсонофьевич грецкий орех. Всё вернулось на своя круги. Но…
Это.
Оно здесь.
Оно как было, так всё и есть. С ним ничего не сделалось. Это на это не распространяется.
Вот и живи теперь. А кто виноват-то, Капитон Варсонофьевич? А? Ты и виноват. Терпи теперь. Вздыхай. Теряй в весе. Субстанция… Ты её не трогай. Ты езжай себе с Богом. Это всё твоё.
Поезд стоит. Нет, всё нормально. Он стоит у перрона станции Лугарино-Спасское. Октябрьской ж. д. Всё. Приехал ты, Капитон Варсонофьевич.
Кузнечики поёт в кустах. Вершится историческая поступь. Что ж ты, Капитон Варсонофьевич, медленно идёшь домой?
Идиотизм идиотизму
