чтобы мы выдали им убийцу, – плавно влился в разговор Харос. – Утверждали, что Рёки – тот, кого мы потеряли в пустыне – оборвал жизнь какого-то чиновника. Что звучало совсем уж бредово. А если мы откажемся, то весь Храм обвинят в измене.
– Так, продолжай.
– Естественно, наш старик отказался, вежливо объяснив, что у них с головой не всё в порядке. Уже за день до этого он и некоторые наши братья почувствовали сильные перемены. Не знаю, как объяснить, но они практически всегда знали о том, что может произойти что-то нехорошее вокруг нашего Храма, – немного обдумав, стоит ли утаивать какие-то детали от Герцога, Харос переглянулся с Ганатом и пришёл к выводу, что лучше выложить всё начистоту. – Скажу, как есть. В нашем Храме было нечто… Невидимое, неосязаемое. Практически для всех кроме Ладана и ещё пары человек, которые звались златодеями. А нам лишь известно, что это явление именуется Золотой Паутиной. И в тот момент она начала искажаться.
– Знаете, мало кто на вашем месте стал бы говорить о таких вещах чужому человеку, – Герцог говорил не торопясь, потягивая трубку. – Поэтому заранее примите мою благодарность.
– Принимаем. Нашего дома, как и всего, что было нам знакомо и дорого больше нет. Поэтому и нет смысла что-либо скрывать. К тому же вы внушаете хоть какое-то доверие.
– Это не просто вежливость или отчаяние, господин Герцог, – взял слово Ганат. – Я в отличии от моего товарища не из болтливых, но, как он правильно заметил, сейчас уже нет никакого смысла что-либо скрывать.
– Послушай, Ганат, я кое-что вспомнил. – После непродолжительной паузы начал Харос. – Вдруг, это важно. Помнишь, в то утро, во время тренировки я отлучился? – несколько смущённо обратился он уже к Ганату.
– Да. Кажется, накануне ты ещё съел что-то не то, – ответил другой монах.
– Уточнять было необязательно. Так вот по пути я услышал, как Ладан уже тогда говорил кому-то из златодеев, что он боится того, что надвигается. И может получится так, что ему не удастся спасти ни свой дом, ни хотя бы Рёки.
На время в комнате повисло молчание. Ганат раздумывал над тем, что сказал его младший товарищ, но так ни к чему и не пришёл. Ведь отношение в Храме ко всем было одинаковым. И так выделять одного из более, чем сотни человек, было немного бессмысленным. Для себя самого он отметил, что Харос мог что-нибудь перепутать или навоображать, поэтому сейчас говорить нужно было о более определённых вещах.
Герцог же, слушая всё это, уже сделал для себя определённые выводы.
– В общем и целом, так всё было в тот день. До вечера мы сидели в напряжении, потому что людей за стенами становилось всё больше. А потом, когда солнце уже опустилось за горизонт, начался настоящий кошмар. Харос, поправь меня, если я что-нибудь упущу…
Изредка прерываясь, чтобы все трое могли смочить горло или перекусить, Ганат практически поминутно рассказал о событиях, развернувшихся в ту ночь, вплоть до момента, когда они в одном из небольших поселений, раскинувшихся в полях, украли лошадей и поскакали прочь от Столичной Области.
– …Я
