ейчас, как и Серегину, с большими звездами на погонах. Служил он хорошо, трусом не был и на все невзгоды смотрел с оптимизмом.
Серегин медленно сел в кровати. Пол так же медленно поплыл, потом замер. Подполковник посмотрел на жену. Отвернувшись к стенке, чтобы не чувствовать перегара, она тихо посапывала.
«Даст жару сегодня», – с досадой подумал он, нащупал ногами тапочки, встал и направился на кухню.
Висевшие на стене часы показывали половину седьмого.
Заглянул в комнату. Зайцев спал на диване. Плед валялся на полу.
Вздохнув, Серегин прокрался на кухню, открыл холодильник и некоторое время стоял, глядя то на запотевшую бутылку минеральной воды, то на недопитый коньяк и водку.
«Опохмелиться? – он посмотрел на стол, будто за ним кто-то сидел. – Но ведь через два часа за руль! Тем более – понедельник. Общее построение. Не дай бог, командир бригады почувствует запах».
Рука потянулась к пластиковой бутылке с водой, но в последний момент все же взял водку.
«Сто граммов не навредят, а голову в порядок приведут, потом душ», – твердо решил Серегин и направился к столу.
«Как алкоголик», – наливая рюмку, подумал он. Поискал взглядом, чем закусить. Жена вечером не стала дожидаться окончания банкета и ушла спать. Теперь вся закуска стояла на столе.
Взял дольку лимона, выпил, зажмурился. Тепло потекло от живота к рукам, голове. Сел. Несколько минут прислушивался к оживающему организму. Наконец боль в затылке прошла, сухость во рту исчезла, тошнота отступила, а мысли стали четче.
Воодушевленный таким оборотом дел, направился в ванную. Быстро разделся, встал под упругие струи холодной воды, потом открыл горячую, снова холодную, и так несколько раз. После контрастного душа стало совсем легко. Можно было пойти по другому пути, просто устроить многокилометровый забег. Поначалу очень тяжко, однако организм интенсивно выбрасывает вместе с потом всю накопившуюся за время возлияний гадость и начинает работать как часы. Но возраст уже не тот. Сердце может не выдержать таких встрясок.
Серегин вышел из ванной спустя полчаса. Растирая мощный торс полотенцем, зашел на кухню, где застал присосавшегося к бутылке с минералкой друга в «позе горниста».
– Что, в пьянке замечен не был, но по утрам пил много холодной воды? – процитировал он где-то услышанную фразу и сел на табурет. – Опохмелись, легче станет.
– Ты же знаешь, я этим не злоупотребляю. Сейчас оклемаюсь. – Зайцев сел по другую сторону стола. Он был в трусах и майке.
– О чем задумался? – насторожился Серегин, заметив, что друг решает в голове какую-то задачу.
– Ты помнишь Ольгу? – неожиданно спросил он.
– Петрову? – зачем-то уточнил Серегин, хотя и так понял, о ком речь. До ввода в Чечню Заяц встречался с невысокой кареглазой шатенкой из медицинской роты. Потом все завертело, закрутило, и стало не до любви. К моменту выписки Зайца из госпиталя Ольга уехала к внезапно заболевшей матери. На этом все кончилось. По крайней мере, так считал Серегин. Оказывается, нет. И друг все это время носил в сердце чувства к молоденькой медсестре.
– Знаешь, где она сейчас? – спросил грустным голосом Зайцев.
– Знаю, – подтвердил Серегин. – Была замужем. Развелась, одна воспитывает дочь.
– Я знал, что замужем, – словно эхо повторил Заяц. – Адрес есть?
– Пять минут езды, – кивнул Серегин.
– Отвези.
– Разве тебе откажешь? – Серегин поставил на огонь чайник и отправился собираться. – Только удобно ли в такую рань? – крикнул он уже из коридора.
– Я этого дня десять лет ждал, – охрипшим голосом проговорил Заяц.
Спустя полчаса друзья вышли из подъезда. Машина стояла на площадке посреди двора. Доставая на ходу брелок с ключами, Серегин вдруг почувствовал тревогу. Заяц шел сзади, на ходу застегивая замок кожаной куртки. Было прохладно.
Серегин огляделся по сторонам. Он знал это чувство. Оно возникает на уровне подсознания при наличии угрозы. Научился разбираться в ощущениях.
– Стой! – неожиданно по-военному четко скомандовал он. – Что-то здесь не так.
Заяц остановился и, удивленно хлопая глазами, огляделся:
– Ты чего?
– Не могу понять. – Тревога усилилась.
– Ты до моего приезда пил? – неожиданно попытался найти объяснение странному поведения друга Зайцев.
– Брось, – поморщился Серегин. – Работы выше крыши.
Перед домом бродили со своими дворнягами двое собаководов, преклонного возраста женщина вела
