тяжелого детства.
Детей у нас в семье было четверо: Володя, Лариса, Нонна и я. Папа находился на сборах под Владимиром, когда началась война. Папе с мамой всего лишь по 37 лет. Папа на фронте, у мамы на руках четверо детей. Мне было полтора года, Нонне – четыре года, Ларисе 13 лет, Володе – 16 лет. С самого начала войны Володя пошёл работать на военный завод, а за ним и Лариса.
Много лет прошло с тех пор, но я помню это тревожное время, в котором прошло моё детство. Включенный репродуктор всегда, частые сводки с фронтов, ожидание писем от отца, брата, мамино напряжение, её осунувшееся лицо и беспокойство в глазах. Я была маленькая, но помню почти всё, и этот страх, и эти сны, где снилось мне, что я убегаю от фашистов, а они гонятся за мной. Радио было всегда включено, и мы слышали непрерывно сводки с фронтов. А в перерывах были песни. Помню голос Лемешева. Он пел: «Еду, еду, еду к ней, еду к Любушке своей». Почему-то именно так запомнила эту песню (романс Булахова).
Володя – Вилен
17 декабря 2014 года, ему исполнилось бы девяносто лет. А он прожил только восемнадцать лет. Ещё ничего не успел сделать, только успел окончить пехотное училище, выйти в бой и пролить свою кровь за Родину, за Сталина. В бой, в атаку шли с такими словами.
В детстве, мама часто рассказывала, что он был капризным мальчиком, но очень забавным. Утром, когда мама ему готовила на завтрак какао, он стучал в окно и говорил:
— Киска, иди домой, коки пить.
Говорить начал рано.
Как-то ехали они с мамой в поезде. Ему четыре года. С ними в вагоне были красноармейцы, очень весёлые и с ним беседовали.
— Володька, а ты за кого? За царя или за народ?
Он лежал на нижней полке, отвернувшись к стенке.
— Когда народ пришёл к царю хлеба просить, что он им дал? Пулю он им дал. Вот что дал, — отвечает он.
Родилась Лара, ему четыре года. Всё внимание уделялось маленькой девочке. Он ревновал. И потом, когда уже пошёл в школу, всё время маме говорил:
— Я с четырёх лет лишился твоей ласки!
Очень любил стихи Пушкина. Читал самозабвенно. На уроке в школе за эти декламации ребята над ним смеялись. А он им кулак показывал и читал с большим чувством, гордо держа голову:
Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье,
Не пропадёт Ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье.
Когда я родилась, ему было уже пятнадцать лет. Мне никак не могли подобрать имя. Он сидел и учил историю и вдруг:
— Мама, а давай назовём её Клеопатра. У неё такой же носик, вздёрнутый.
Меня назвали Ольгой, а он звал меня Оглей.
— Пусть Огля не болеет, — писал он из училища. Скажи ей, вот я приеду и буду её на плечах носить.
Вообще-то по документам его звали Вилен. Имя образовалось в год смерти Владимира
