отвратителен. У него лицо, как у психа. Да и сынок его не лучше. Ты в курсе, что этот инвалид стоял за дверью и подслушивал?
Уголки губ отца горестно опустились вниз.
– Он больной, несчастный парень. Не его вина, что он родился слабоумным.
– Конечно, не его вина. Это вина его родителей, отца, в частности. Который, вместо того чтобы заниматься сыном, держит его в четырех стенах, а сам в гости ходит пьянствовать.
Антон Сергеевич открыл рот, чтобы как-то защитить приятеля, но передумал. Анастасия была взвинчена до предела, так что любое возражение лишь еще больше распалит пламя.
– Почему ты не лечишься? – немного успокоившись, спросила она. – Что говорят врачи?
– Это долго рассказывать, – махнул рукой отец. – Как-нибудь потом. Завтра.
– У меня завтра самолет, – напомнила Настя. Опухшие глаза Антона Сергеевича, в которых до недавних пор еще теплился огонек, окончательно потухли.
– Я думал, мы побудем вместе, – прошелестел он. – Хоть недельку.
Он поднял робкий взгляд на дочь и осекся. Ее выражение лица было красноречивей любых слов, словно подсвечиваемый огнями билборд.
«Прости, но я не хочу оставаться в твоем клоповнике», – говорили ее глаза. Очевидно, Настя поняла, о чем подумал отец, и смягчилась.
– Не обижайся. У нас будет время поговорить. И еще… Если тебе нужны деньги на лечение, я дам, – сказала она. – Только без обид, папа. Я переведу их на счет лечебного заведения. Ты просто потерял способность рационально распоряжаться финансами. На руки ты ничего не получишь.
– Обойдусь, – внезапно резко ответил Антон Сергеевич. – Жил я без твоих денег, проживу и дальше.
К его удивлению, Настя не обиделась. Она лишь с какой-то усталой задумчивостью разглядывала каждый уголок его обшарпанной кухни, где тряпка с веником были редкими гостями, не говоря уж о пылесосе. Впрочем, у Насти были большие сомнения, что в этой квартире вообще имелся пылесос. Когда женщина заметила таракана у мусорного ведра, ее губы брезгливо скривились.
– Ты что-то говорил о сюрпризе, – сказала она, повернувшись к отцу.
– Говорил, – пробурчал Антон Сергеевич. С трудом поднявшись из-за стола, он засеменил в комнату и вернулся буквально спустя минуту, неся в руках тоненькую папку из затертого полиэтилена.
– Вот.
Настя с интересом открыла папку.
Антон Сергеевич выжидательно смотрел на дочь, уперев в стол худые кулаки. Он тяжело дышал, почти хрипел, и женщина отчетливо слышала, как в груди отца что-то похрустывает, будто кто-то живой пытается изо всех сил выбраться наружу.
– Завещание? Это мне? – изумилась она, когда наконец до нее дошел смысл документа.
Отец кивнул.
Настя была растеряна. Чувства благодарности и раздражения вспыхнули в ней одновременно, слившись воедино. Благодарность – за то, что отец не забыл ее. Как бы то ни было, что бы ни произошло между ними когда-то – она его дочь, а он – ее отец. Однако это чувство щедро разбавила
