телес, сколько требовалось, а сверх того – вероятно, из опасения, вдруг я не обращу должного внимания, – добавлено еще чуточку прозрачного нейлона. Картина грандиозная.
– Добрый день, Хейзл, – сказал я. – Я Дональд Лэм, а вы попали в переплет. Это Элси Бранд, моя секретарша. Она проведет вас по коридору. Идите с ней и ждите. – Я повернулся к Элси. – Постучу в дверь условным сигналом.
– Пойдемте, Хейзл, – пригласила Элси.
– Куда? – с некоторой подозрительностью уточнила Хейзл.
– В туалетную, – пояснила Элси.
– Ну и дела! – констатировала Хейзл, поднялась с кресла, выпятила грудь и вместе с Элси вышла из кабинета, не оглядываясь, чтобы проверить, разглядываю ли я ее бедра.
Проверки не требовалось. Одета она была так, что не разглядывать не оставалось возможности.
Я уселся в свое собственное вертящееся кресло и принялся черкать на бумаге.
Прошло около полутора минут до того, как дверь распахнул сержант Селлерс. Из-за его плеча опасливо выглядывала Берта.
– Где тот мужчина? – спросил Селлерс.
– Какой мужчина?
– Клиент.
– А, – отмахнулся я, – не стоило беспокоиться. У парня пустяковая работенка по взысканию долга.
– Дональд, – всполошилась Берта, – ты не должен отказываться ни от каких пустяковых работенок. Я все время твержу тебе снова и снова, что подобные мелочи приносят деньги.
– Только не эта, – уперся я. – Счет всего на сто двадцать пять долларов, а он даже не знает, где проживает должник. Нам пришлось бы сперва провести розыски, а потом требовать долг.
– Ну, надо было хотя бы попробовать, – ныла Берта. – За такие дела можно браться на условии пятидесяти процентов комиссионных и…
– Он сказал, что предел для него – двадцать пять, так что я посоветовал ему идти своей дорогой.
Берта подавила вздох:
– Кто бы мог подумать, в каких скупердяев превратятся нынче все эти мерзавцы!
Селлерс оглядывал офис:
– Где твоя секретарша?
Я вздернул голову:
– В холле, наверно. А что? Она вам нужна?
– Нет, – буркнул Селлерс. – Просто спрашиваю.
Он выдернул изо рта размокшую сигару и раздавил ее в моей пепельнице. Я не стал ее оттуда вытряхивать, так как вонь отсыревшего табака несколько перебивала аромат духов, оставленный Хейзл Даунер. Нос Селлерса был полностью парализован сигарой, и сержант ничего не почувствовал, но, по-моему, когда он впервые открыл дверь, Берта подозрительно принюхалась.
– Хорошо, Фрэнк, – подытожила Берта Кул. – Вам известно, что мы не станем перебегать дорогу.
– Мне известно, что вы не станете, – подтвердил Селлерс, – только насчет малыша не уверен.
– Слушайте, сержант, – предложил я. – Если речь идет о пятидесяти тысячах, почему бы вам не посоветовать Хейзл Даунер прийти повидаться с нами, а потом посмотреть, что она скажет? Может быть, мы сумели бы вам помочь.
